Когда убьют – тогда и приходите

Ирина посмотрела на подсудимого. Тот сидел с нарочито скучающим лицом, закатив глаза, как это украдкой делают дети, устав от нудных нотаций взрослых.

Она тряхнула головой, отгоняя приступ дежавю. Совсем недавно на свидетельском месте стоял другой профессор, такой же откормленный и холеный, и почти теми же словами разливался о некомпетентности подсудимого, и делал он это, чтобы прикрыть собственную непорядочность. Что это? Совпадение просто или, как называют медики, «закон парных случаев»? У Ирины было много друзей-врачей, и все они были люди очень суеверные, и из работающих примет особо выделяли закон парных случаев. Это когда ты двадцать лет не встречал в своей практике какое-нибудь редкое состояние, и вдруг оно тебе попалось, то жди – через короткое время поступит пациент с точно таким же исключительным заболеванием. Может, если она судит врачей, надо доверять медицинским приметам, а холеным профессорам наоборот?

– Администрации давно следовало насторожиться, – видно, Тарасюк решил вскрыть все язвы и гнойники, чтобы, как говорится, два раза не вставать, – потому что показатели работы отделения задолго до прискорбного инцидента были весьма неутешительны.

– Сука, так из-за тебя же! – вдруг взвился подсудимый.

Ирина постучала по столу кончиком ручки:

– Подсудимый, не забывайте, пожалуйста, где находитесь.

Ордынцев проворчал:

– Когда ты от нас свалил, все нормально с показателями стало.

Кажется, хотел что-то еще сказать, но махнул рукой и сел.

Вдруг поднялся государственный обвинитель, который вел себя так тихо, что Ирина почти забыла о его существовании. Это был пожилой уже человек, опытный, хваткий, и обычно он уверенно направлял процесс, не давая себя обескуражить всяким там адвокатишкам и судьям, а сегодня вдруг затаился.

– Профессор, вас с подсудимым связывали рабочие отношения? – спросил он сухо.

– Как сказать…

– Как есть, так и скажите.

– Да, в этой больнице у нашей кафедры есть клиническая база, и материал для своей докторской диссертации я собирал в том числе и там.

– И?

– И собрал.

Обвинитель повернулся к Ордынцеву:

– Вы можете что-то дополнить?

Тот поморщился и махнул рукой.

– У вас был конфликт?

Ордынцев пожал плечами.

– А вы, профессор, как считаете? Был у вас конфликт?

– Помилуйте, какой может быть конфликт между доцентом кафедры и рядовым врачом, пусть и завотделением? Где он и где я… Разумеется, он препятствовал моим исследованиям, но это были так, комариные укусы, обусловленные завистью.

– Подсудимый?

– Да уж, есть там чему завидовать, – неопределенно высказался Ордынцев.

Перехватив взгляд Ирины, обвинитель постучал пальцем по циферблату своих часов, и она объявила перерыв пятнадцать минут.

Будем надеяться, у профессора хватит ума и ходовых качеств ретироваться как можно скорее, ибо подсудимый, может, и разгильдяй, но мужчина решительный и резкий. Как бы его еще за хулиганку судить не пришлось.

– Вы как хотите, а не доверяю я героическим героям, – заявил Бимиц, входя в кабинет.

– Поясните! – Кошкин щелкнул замками своего портфеля и достал аккуратный сверток с бутербродами.

– Призывы к героизму – сигнал об идиотизме.

– Согласен.

На уголке стола Кошкин развернул свой сверток, достал из портфеля перочинный ножик с пластиковой ручкой пронзительно изумрудного цвета, разрезал бутерброды строго пополам и сказал: «Угощайтесь».

Ирине стало немного стыдно, потому что в ее семье совсем не была принята культура ссобоек. Кирилл обедал в рабочей столовой, и тамошние наваристые щи с кусочками мяса, огромные, как летающие тарелки, котлеты и великолепные капустные салаты, естественно, превосходили ее анемичные бутерброды. Егора кормили в школе, а для себя что-то собирать было лень и как-то неловко, что ли. Не барыня, потерпишь!

Вот и получается, что она вроде как женщина, а народных заседателей ничем домашним не порадует. Позор…

– Не скажу, что тут есть прямая связь, только вот я не встречал граждан, сотрясающих воздух пафосными речами, которые потом бы не оказывались жуткими подлецами. Так что я бы этому Тарасюку бы не особо доверял.

– Согласен, – повторил Кошкин.

Тут в кабинет заглянул гособвинитель:

– Не помешаю, Ирина Андреевна? Честно говоря, для меня оказалось сюрпризом, что подсудимый с экспертом вместе работали, и к тому же у них, очевидно, сложились неприязненные отношения.

– Ну да, похоже на то.

– Таким образом, доверие к заключению профессора снижается.

Ирина пожала плечами:

– В плане характеристики личности – да, но что касается анализа медицинской документации, тут все объективно. Кроме того, показания второго свидетеля подтверждают мнение профессора.

Обвинитель улыбнулся:

– Дорогая моя, медицинский мир узок, и второй свидетель тоже может оказаться не так прост.

– У меня сын – врач, и я вам доложу, что они друг за друга горой! Цеховая солидарность! – Бимиц гордо приосанился. – Может, этот Ордынцев и позор профессии, но я скорее поверю доктору, который соврет, что он молодец, чем этим двум правдивым людям. Вы Карла Маркса знаете?

– В общих чертах, – улыбнулся обвинитель.