Когда убьют – тогда и приходите

А так неожиданно встретился с Любовью Петровной, которую знал еще лучше, чем сестру, потому что она трудилась в секретариате абвергруппы, и когда это подразделение эвакуировали из-под окрестностей Орла в связи с наступлением советских войск, Надя осталась дома, а Любовь уехала с немцами.

Малиновский думал, что она или погибла, или осталась на Западе, в общем, никак не ожидал встретить ее в качестве простой медсестры.

И снова судьба ему благоволила. Он заметил, что сосед по палате Глодов проявляет хорошо известные в рабочей среде симптомы белой горячки, и понял, как легко отвести от себя подозрения.

Любовь Петровна сама предложила ему поговорить после вечерних процедур и назначила встречу в гипсовой, только Малиновский не стал ее слушать, он не мог рисковать теперь уже не ради себя, а ради внука.

Он задушил ее, подбросил очки Глодова к телу, а бедному алкоголику положил в карман медицинскую шапочку своей жертвы и отправил его в гипсовую, уверив, что там бедолага спасется от любых опасностей.

Осознав, как дорого обошлась его небрежность, после убийства Любови Петровны он решил тщательно подчистить хвосты. Слава богу, у него не поднялась рука устранить Катю, и он ограничился тем, что проник в квартиру и забрал все личные бумаги сестер Красильниковых. Пока не выписался из больницы, он заметил, когда Катя пришла на дежурство, украл ключи из ее сумочки, съездил к ней в квартиру, выбрав время после обеда, когда нет процедур, а главный вход еще открыт, так что никто не заметил его отсутствия, и подбросил ключи обратно. Он же тесть самого Ордынцева, кто в чем станет его подозревать, даже если застукает возле раздевалки сестер оперблока. Взбалмошный старик ищет зятя, что странного?

Компромат был успешно добыт и уничтожен, и Малиновский решил, что опасность позади.

– Но тут судьба познакомила нас с вами, – улыбнулась Гортензия Андреевна, – а вдвоем мы сумели вывести негодяя на чистую воду.

– Ой, да я ничего не сделала, боялась только. Если кто вам действительно помог, так это Кирилл.

– Не скромничайте, Ирина Андреевна. Без вас я бы не справилась, и кто знает, может, мы еще послужим…

Ирина замахала руками:

– Нет уж! Лучше даже и не связывайтесь с такой трусихой, как я. Вы просто не представляете себе, как я боялась.

Гортензия Андреевна покачала головой:

– Отчего же? Прекрасно представляю. И я всегда боялась, и до сих пор боюсь, но смел тот, кто умеет признаться себе в своем страхе и осилить его. От бахвалов, дорогая моя, мало толку, смелым надо быть вовремя, а не до и не после, и вы были.

Вздохнув, Ирина сказала что нет, не была.

Учительница встала и, подойдя к книжным полкам, достала оттуда потрепанный блокнот.

– Я вам сейчас прочту достаточно длинную цитату, которую читаю своим ученикам, напутствуя их перед переходом в среднюю школу. Это слова замечательного товарища, летчика-космонавта, единственного в мире человека, удостоенного высокого звания Героя Советского Союза один раз за подвиг во время Великой Отечественной войны и второй раз за космический полет Георгия Берегового. Итак, слушайте: «Позже, когда я уже добрался до ближайшей деревни, которая, к моей радости, оказалась в каких-нибудь полутора километрах от места аварии, мне вдруг пришло на ум, что опыт, настоящий, подлинный опыт, – это совсем не сумма механически накопленных навыков и знаний; истинный опыт, на который всегда можно положиться, – это прежде всего то, что раскрепощает в критическую минуту сознание, мозг. Нет и не может быть таких рекомендаций или инструкций, которые смогли бы вобрать в себя все разнообразие и изменчивость реальной действительности. К чужому уму нужно уметь прислушиваться, но жить чужим умом нельзя. Нельзя рабски следовать ничьим наставлениям, даже если они аккумулировали в себе опыт сотен и тысяч людей; к ним необходимо относиться критически, с поправками на каждую конкретную ситуацию. Конечно, и знания и навыки необходимы; именно они освобождают мысль от черновой работы, переключая все второстепенное на автоматизм рефлексов. Глупо, разумеется, пренебрегать и чужим опытом, он может упростить задачу, подсказать (но не навязать) одно из приемлемых решений, но решать всякий раз приходится самому. И всякий раз наново». У вас это есть, дорогая Ирина Андреевна, поэтому я в вас верю.

Ирина потупилась, польщенная, и попросила Гортензию переписать цитату: Береговой был летчик-космонавт и имел в виду другое, но для напутствия народных заседателей лучших слов и придумать было нельзя.

Хотела сказать, что для нее главное – дети, но промолчала, боясь, что это ранит Гортензию Андреевну.

– А вы знаете, почему сестры Красильниковы не выдали Малиновского? – вдруг спросила учительница.

– Боялись?