— И тогда тоже. Я служу в этой церкви с 1983 года и с того времени ежегодно выступаю в качестве руководителя конфирмационного лагеря, — сдержанно кивает Форс.
— Лаура Мальм, — говорит Саана. — Знакомо вам это имя? Я слышала, что девушка пропала без вести в этих краях в 1987 году.
— Знакомо ли мне это имя, — повторяет Форс и ненадолго задумывается. — Нет, имя мне ни о чем не говорит, — медленно отвечает он, и Саана понимает: вот она, возможность. Слепень сел на бедро. Быстрым, точным движением Саана прихлопывает надоевшее насекомое. На джинсах остается темное пятнышко.
Форс вздрагивает, однако вскоре продолжает:
— Вполне возможно, что эта девушка была в числе прихожан, но я не могу запомнить всех поименно.
— Неужели об исчезновении совсем не сплетничали? — спрашивает Саана. — Не сохранился ли у вас список или какой-то другой документ, где были бы перечислены все подростки и вожатые, задействованные в конфирмационных лагерях разных лет? — Саана чувствует, как недостаток сна слегка раскрепостил ее. Убрал лишние фильтры. В кои-то веки она спрашивает конкретно то, что нужно. И с вопросами еще не покончено.
Без особого энтузиазма Антти-Юхани Форс рассказывает о церковных архивах и говорит, что сделает все возможное, дабы чем-то помочь Саане, но возраст берет свое, и память уже не так хороша. Когда Саана уходит, священник задумчиво провожает ее взглядом.
Вероломный порог вызывает у местных страх и трепет, однако они, Речные девы, его тайные поклонницы. Им посулили золотые горы, и они дали обет молчания. Крещение дарует им святость, но цена этой святости — молчание. Их собственной волей было стать Речными девами. Преисполненные тишины, ученицы церковной школы сидят, склонив головы, в одной руке — камень, в другой — долото. Пальцы изодраны в кровь, но они продолжают проделывать в камнях крошечные норки, чтобы потом скормить готовые чашечники речным водам. Два жертвенных камня на влажном травяном пригорке. По одному на каждую девушку. Камни — тем, кого забрал порог.
Преисполненные тишины, совершают они паломничество к матери Хелены, просят отдать им Хеленину старую резинку для волос. Бархатную темно-синюю резинку. Они вдыхают застоявшийся, тяжелый воздух в комнате Хелены, ароматы найденных в ящичке духов «Ив Роше» и одежды, сохраняют все в своей памяти. Они снимают волосы Хелены с ее старого гребешка и наблюдают за тем, как тоненькие ниточки неспешно летят на ковер. Ясный, прозрачный свет едва зародившейся осени проникает в комнату через арочное окошко, обнажая царящую повсюду скорбь. Они легонько прикасаются к ткани декоративных подушечек Хелены, к корешкам книг и под кроватью находят коробку, где покоятся дневники Хелены. В полном молчании читают они эти записи, ища то, что подтолкнуло Хелену к смерти. Они аккуратно вынимают последний из дневников, передают его из рук в руки, вдыхают по очереди его запах и кивают друг другу, выказывая полнейшее взаимопонимание. Дневник пропитан тайной. Наконец нашлась ниточка, связывающая их с Хеленой. Они поделят Хеленины записи, которые не принадлежат полиции, не принадлежат хищникам. Их объединяет тайна, идущая по пятам, дышащая в затылок по ночам, за завтраком, на пути в школу, в скучных домашних заданиях и вечерами, когда время ложиться спать. И эту тайну у них никто не отнимет.
Они красят глаза черной краской, облачаются в белое и одна за другой едут по песчаной дороге на велосипедах. Они пьют горькое яблочное вино и кривятся, вспоминая о мальчиках и мужчинах, стремящихся разглядеть их обнаженную кожу сквозь тонкие одежды. Они поднимают в воздух средние пальцы и едут еще стремительнее. Они попробовали все. И больше никогда не будут. Они звонят в чужие дома, молча дышат и затем бросают трубку. Они прокалывают шины этим напыщенным индюкам, режут ножами резину и со смехом убегают в нежные объятия летней ночи.
Днем они тише воды, ниже травы. Серые воробушки, чирикающие под дудки учителей и родителей. Но по вечерам и на выходных они собираются вместе на одном и том же тайном месте. Они кланяются алтарю, объединяют силы и становятся куда могущественнее, чем поодиночке. Они пытаются приручить черных дроздов. Они бегут за бабочками-траурницами, воображая себя на их месте. Они пьют яблочное вино, принося его в жертву тем, кто покинул их круг. Поминают. Они огромны, они сильны, они загадочны, они меланхоличны, они помнят о клятве и помнят о девушках, которых остальные уже давно позабыли. Иногда, когда поблизости нет посторонних, они погружаются в воду, ведь они — Речные девы. Огненно-рыжая, иссиня-черная и исчезнувшая, светлая как лен.
— Ты заметила, что дошла до дома не одна? — спрашивает тетя, поднимая голову от куста картошки.
— В каком смысле? — Саана сбита с толку. Она только ступила на двор и еще не успела заметить в саду тетю.
— Мужчина в машине немного напоминал пастора, — сообщает тетя, вновь погружаясь в прополку грядки.