Когда умирают слоны

– Хочу, – возразил Дронго, – именно поэтому и приехал. Я хочу понять, почему такое могло случиться. В той Москве, о которой ты говоришь, к Грузии относились не просто хорошо, а с какой-то особой любовью и нежностью. Ни к одной республике в бывшем Советском Союзе не было такого отношения. Деятели российской культуры считали за честь иметь друзей в Грузии, ваши представители до сих пор неизменно пользуются любовью и уважением во всех странах СНГ. Ваше кино, ваш театр, ваших музыкальных исполнителей, писателей, поэтов не просто знали, их любили. И смею заверить – любят до сих пор. И в Москве, и в Баку, и в других городах бывшей страны. А теперь Грузия – единственная страна СНГ, с которой у России визовый режим, если не считать, конечно, Туркмении. Вас устраивает такое родство с Туркменией?

– Это была инициатива Москвы, – нахмурилась Тамара, доставая сигареты, – нам не были нужны подобные демарши, визовый режим придумали в Москве – хотели нас наказать за нашу излишне самостоятельную политику. Неужели ты не понимаешь, что нас просто не хотят отпускать? Не хотят признавать того, что мы тоже имеем право на независимость и самостоятельность?

– Конечно, имеете, – повторил Дронго, – но дружественная Грузия нужна вашим северным соседям не в силу особой геополитики, хотя геополитика наверняка тоже присутствует. А в силу еще и взаимного тяготения двух народов друг к другу. Или ты считаешь, что это не так?

Она не успела ответить. В кабинет вошел полковник Джибладзе.

– Свободных машин нет, – сообщил он, – поедем на моей. И постарайтесь быть все время рядом со мной. Говорят, на похороны приедет сам президент. Наш министр уже туда выехал.

Глава 5

На кладбище было не просто много народа. Казалось, все жители города решили собраться здесь, чтобы почтить память генерала. Подъезжали автомобили с членами правительства, и каждый из них, выходя из машины, оглядывался по сторонам, словно решая для себя – правильно ли он сделал, приехав сюда и оказавшись рядом с таким количеством обычных людей. Власть в Грузии последние десять лет была в руках правящего клана, и смена нескольких министров не меняла сущности режима, ориентированного исключительно на интересы руководства республики. Демократические выборы, которые за это время несколько раз якобы проводились – парламентские и муниципальные, – были абсолютной профанацией. Все в Грузии, да и во всем мире знали, как фальсифицировались их итоги в пользу правящей партии, как изымались бюллетени оппозиционных партий.

Справедливости ради надо признать, что подобная практика проводилась и в соседних закавказских государствах – объявлялись выборы без выборов, и побеждала только правящая партия. Лишь президентские выборы в Грузии были относительно справедливыми, так как большинство людей, уже отчаявшихся кому бы то ни было верить, по-прежнему считали Эдуарда Шеварднадзе единственным гарантом кое-как сохраняющейся стабильности в столице и в нескольких районах вокруг нее. Все остальные анклавы Грузии давно отпали, перестав подчиняться руководству республики. Мятежные Абхазия и Осетия, полумятежные Аджария и Менгрелия, нестабильный регион Джавахетии и пограничные с соседним Азербайджаном районы, населенные в основном азербайджанцами, предпочли собственные уклады жизни. К этому нельзя не добавить еще и чеченских беженцев. В такой обстановке президент проявлял поистине чудеса балансировки, но в последние годы чувство равновесия ему все чаще стало изменять.

Министры торопливо проходили через человеческий коридор к отведенному для них месту, справа от которого находились супруга и дети покойного. Супруге, полной рыхлой женщине с крупными чертами лица, было, на взгляд Дронго, лет сорок пять. Она была в темном платье и черном платке. Рядом стояла похожая на нее и уже тоже склоняющаяся к полноте молодая женщина. По ее красным глазам было видно, что она тяжело переживает гибель отца, происшедшую почти у нее на глазах. Ее брат – высокий красивый мужчина со светло-коричневыми волосами, неуловимо похожий и на мать, и на покойного отца, – старался мужественно держаться, отвечая на соболезнования всех прибывших. Но особое внимание Дронго привлек другой мужчина – среднего роста, лет тридцати, лысоватый, с нервным, подвижным лицом, одетый в черный костюм с крупной светлой полоской. Уж очень внимательно он смотрел на всех, кто подходил к ним, чтобы выразить сочувствие. А когда появилась машина министра иностранных дел, этот мужчина оставил семью покойного и поспешил навстречу высокому гостю. Бывший зять, понял Дронго, и, словно услышав его мысли, Тамара прошептала:

– Это Константин Гозалишвили, зять покойного, назначен советником нашего посла в Лондоне. Должен скоро улететь в Англию. Уже два года в разводе с дочерью генерала, но приехал сюда как близкий родственник.

– Судя по его поведению, пытается получить дивиденды даже на похоронах бывшего тестя, – иронично заметил Дронго.