К человеку, пережившему в детстве сексуальное насилие, приходят воспоминания. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он начинает вдыхать боль этого испуганного и беспомощного ребенка. Потом он вдыхает боль всех детей, которые находятся на грани жизни и смерти из-за насилия, болезней и войны. Внезапно этот человек открывает в себе бодхичитту.
Именно так мы открываем пробужденное сердце. К этому не нужно специально готовиться или прилагать усилия. Бодхичитта возникает сама в моменты крайней уязвимости, когда мы стоим на перепутье и не знаем, куда идти. Она проявляется как изначальная открытость, которую буддисты называют
На относительном уровне мы переживаем ее как родство со всеми существами. На абсолютном уровне бодхичитта – отсутствие основы, безграничное пространство.
Бодхичитта разбивает все наши концепции и идеалы. Мы не можем превратить ее в «проект», стать с ее помощью «хорошим человеком» или тем, на кого всегда можно положиться. Все гораздо менее определенно.
Поскольку бодхичитта пробуждает нежность, мы не можем использовать ее для того, чтобы дистанцироваться от других. Бодхичитту нельзя свести к абстракции о пустотности пути. Мы не можем отделаться фразой: «Ничего не происходит и ничего нельзя сделать».
Относительное и абсолютное работают вместе, соединяя нас с безграничной любовью. Сострадание и шуньята – это качества любви, которая не умирает.
Переживание мягкости бодхичитты подобно возвращению домой. Мы будто пробудились от долгого беспамятства и вспомнили, кто мы есть на самом деле. Поэт Джалаладдин Руми пишет о путешественниках в ночи, которые вместо того, чтобы бежать от темноты, стремятся к ней, желая познать свой страх. Идет ли речь о страхе собеседования при поступлении на работу или страхе ужасов войны, о предубеждениях или ненависти, об одиночестве вдовы или страхе ребенка, который подвергается насилию, – нежность боли открывает путешественникам в ночи свет бодхичитты.
Бодхичитта может возникнуть, когда мы протираем очки или расчесываем волосы. Она проявляется в моменты восхищения, когда мы замечаем голубое небо или останавливаемся, чтобы послушать шум дождя. Она появляется в моменты благодарности, когда мы вспоминаем доброту или признаем мужество другого человека. Она возникает в музыке и танце, в искусстве и поэзии. Когда мы больше не сосредоточены на себе и смотрим на мир вокруг нас, когда мы переживаем печаль или радость, когда забываем обиды и жалобы, в эти мгновения проявляется бодхичитта.
Духовное пробуждение часто описывают как путешествие на вершину горы. Мы оставляем свои привязанности и мирские заботы позади и медленно поднимаемся в гору. Достигнув вершины, мы выходим за пределы боли. У этой метафоры, однако, есть один недостаток: получается, что мы оставляем позади всех остальных – пьяного брата, сестру, страдающую шизофренией, друзей и животных, с которыми жестоко обращаются. Наш личный побег не приносит им облегчения, они продолжают страдать.
Открыв в себе бодхичитту, мы начинаем спуск, а не восхождение. Гора будто бы стремится к центру земли, а не тянется ввысь. Вместо того чтобы выйти за пределы страданий всех существ, мы движемся к беспокойству и сомнениям. Мы погружаемся в них с головой. Мы скользим в них. Мы заходим в них на цыпочках. Мы движемся к ним так, как можем. Нам открываются реальность и непредсказуемость неуверенности и боли, и мы стараемся не отталкивать ее. Если это займет все годы, если это займет всю жизнь, пусть будет так. В своем темпе, ничего не форсируя, мы спускаемся все ниже и ниже. Вместе с нами идут миллионы других, наши товарищи на пути пробуждения от страха. На самом дне мы обнаружим исцеляющий источник бодхичитты. Прямо там, в гуще происходящего, мы обнаружим любовь, которая никогда не умирает.
Глава 15
Наперекор привычкам
Тонглен полностью меняет нашу привычку бежать от страдания и стремиться к удовольствию. Благодаря этой практике мы постепенно освобождаемся от эгоизма. Мы начинаем любить и себя, и других, заботиться о себе и других. Тонглен пробуждает наше сострадание и расширяет наш взгляд на мир.