Когда запоют мертвецы

Арни опустился перед сестрой прямо на пол, и она неожиданно для себя отметила, что братец повзрослел: вытянулся, оброс, глаза сделались большими и какими-то илисто-мутными, как озерное дно. Не знай она, что ему всего десять лет, решила бы, что его со дня на день конфирмуют.

До глубокой ночи брат с сестрой обсуждали, как спасти Эйрика из тюремной ямы, если аульвы не справятся. Сперва казалось, что решение лежит на поверхности – ведь сам пастор как-то освободил Стейннун. Идея добраться до королевской резиденции, отыскать там темницу, где сидит Эйрик, и отпереть ее с помощью замок-травы казалась простой и изящной. Так почему от Магнуса и Лауги до сих пор нет вестей?

– Что-то мне подсказывает, что Эйрика охраняют лучше, чем батрачку, – нахмурился Арни.

– Наверняка, – кивнула Диса. – Стейннун даже толком не сторожили. Никому в голову не приходило, что ее станут вытаскивать. Кому она сдалась?

Эйрик же был сильным колдуном. Это значило, что, если бы из тюремной ямы было так легко выбраться, он бы и сам это сделал.

– Так когда мы поедем за ним? – нетерпеливо спросил Арни. В чем-то он все еще оставался ребенком – например, в этой крепкой вере во всемогущество взрослых.

– Пока не знаю. Не хотелось бы путаться под ногами у Магнуса и Лауги и привлекать лишнее внимание. Лучше мы кое-кого отправим к ним на подмогу…

Пускай думает, что это ее блестящая идея. Диса знала, что не может себе позволить оказаться в яме рядом с мужем. Если ее утопят в Дреккингархуле, Арни останется совсем один, ни одна живая душа о нем не позаботится. Уж больно он странный, пугающий – никто не захочет, чтобы в его доме жил ребенок с глазами старика.

Она поднялась, ощущая, как от долгого сидения затекли ноги. Теперь их пронзали ледяные иглы от бедер до самых кончиков пальцев. Банка с чертями стояла там же, где ее оставил Эйрик. За стеклом вилось черное облачко мошки и складывался в причудливые узоры песок, то поднимаясь с донышка, то опадая, будто в странных песочных часах. Это все колдун перед тем, как запереть чертей, велел им плести косу из песка. Всем известно, что нечистую силу нельзя оставлять без дела, иначе она уничтожит тебя.

Арни глянул на банку с недоверием:

– Они же совсем мелкие!

У Дисы тоже были сомнения: одно дело – закусать и защипать человека, не дав тому чинить расправу над собственной женой, и совсем другое – неприметно вытащить колдуна из тюремной ямы.

– Если что-то пойдет не так, они просто вернутся и поведают нам, что видели, – сказала она.

Арни нерешительно кивнул, но его согласия и не требовалось. Диса осторожно откупорила банку и сразу отодвинулась, чтобы черти не прыснули ей в лицо. Покружившись в склянке мутным облаком, бесы осторожно, держа форму чернильной кляксы, выплыли наружу.

От их близости, как обычно, стало тоскливо, захотелось зевать и чесаться. В прошлый раз Эйрик извлек их из банки, держа под рукой «Серую кожу». Книги у Дисы при себе больше не было, да и не покорилась бы она ей, так что полагаться приходилось только на собственные силы. Арни глубоко вдохнул и задержал дыхание. Он так делал еще совсем ребенком, когда Диса умывала его одной рукой, другой придерживая за волосы.

Он так делал, когда боялся.

«Чего ты хочешь?» – подумала девушка.

Голоса бесов всегда звучат как твои собственные мысли.

– Отправляйтесь в Бессастадир, – велела она, – и отыщите там тюремную яму, где сидит преподобный Эйрик. Освободите его и принесите домой.

«Будет сделано».

– Живым! – быстро добавила Диса и захохотала внутри своей головы. Черти, даже самые жалкие, размером не больше мошки – не те, с кем стоит шутки шутить.

Бессастадир

Больше всего его мучили темнота и одиночество. Это было хуже боли в руках и постоянно сведенной от кляпа челюсти, хуже голода и сырости. Он думал, что его отправят в ту же яму, что и Стейннун, но оказалось, что неподалеку имеется еще одна, только глубже. В нее тоже вела веревочная лестница, но веревки были такими худыми и рыхлыми, будто ими не пользовались уже много лет.

Прежде чем стражники ушли, предоставив пленника самому себе, он успел рассмотреть свою темницу. В этой комнатушке из всей мебели была лишь деревянная скамья, застеленная овечьей шкурой, да бадья, куда можно было облегчиться. Стражники надели на него кандалы, но этого им показалось недостаточно. Они не только сковали ему руки, но и туго обвязали пальцы веревками, чтобы не дать колдуну начертать руны прямо на земле и выйти в образовавшийся проход. Долго не могли прийти к согласию, стоит ли отрезать ему язык, но испугались, что за это их самих высекут – такого приказа от судьи не поступало. Решили, что, пожалуй, обойдутся кляпом.