— Но взять хотя бы его соседа. Тот вышвыривал людей из домов на улицу, потому что они не могли платить по ипотеке. Платить по ипотеке они не могли, потому что все банки в двадцать девятом пытались прокрутить их деньги по-быстрому и все потеряли. И вот люди остались без сбережений и без работы, потому что работодатели и банкиры профукали их сбережения и их дома. Те же люди, которые вышвыривали других людей из домов, тем не менее благополучно процветают. А чем же занимался мой друг? Он жульничал на бегах и продавал наркотики. Фэбээровцы застрелили его, когда он разгружал товар с лодки на пляже Пасс-а-Грилль. А как поживает его сосед? Он купил дом моего друга. На прошлой неделе его фото было в газете, когда твой муж вручал ему награду как почетному гражданину города. В общем, для меня единственная разница между вором и банкиром — университетский диплом.
Она покачала головой:
— Но, Джо, банкиры не стреляют друг в друга на улице.
— Только потому, что они боятся помять свои костюмы, Ванесса. И то, что они творят свои грязные дела на бумаге, не делает их чище.
Она всматривалась в его лицо широко раскрытыми от волнения глазами.
— Ты ведь действительно в это веришь.
— Да, — сказал он. — Верю.
Они оба немного помолчали.
Она перегнулась через него и взяла со столика свои часы:
— Уже много времени.
Он отыскал среди простыней ее лифчик и прочее белье, протянул ей:
— Давай меняться!
Она отдала ему трусы.
Как только она натянула белье и просунула руки в лямки лифчика, ему снова захотелось ее раздеть. И он снова ощутил нелепое желание никогда не покидать этой комнаты.
Она улыбнулась ему.
— Каждый раз, когда мы этим занимаемся, мы все лучше узнаем друг друга.
— Разве это проблема?
— Нет, конечно. И как такая мысль могла прийти в твою хорошенькую головку?
Она захохотала и оглядела кровать:
— Милый, там нигде не видно моей блузки?
Он нашел блузку за креслом.
— И как ты заметила, у нас чертовски здорово получается это дело.
Она забрала у него блузку:
— Угу. Но ты же знаешь, это надоедает.
— Узнавать друг друга или заниматься сексом?
— Ах вот как это теперь называется: узнавать?
Он кивнул.
— Ну, в таком случае и то и другое. И что же будет нас связывать, если вдруг оба этих занятия исчерпают себя? Уж точно не одинаковое воспитание.
— И не общие ценности.
— И не смежная профессия.
— Вот ведь незадача. — Он засмеялся и покачал головой. — Почему мы вообще вместе?
— Я знаю! — Она метнула в него подушку и сбила лампу. — Мы оба чокнутые, Джозеф Коглин! — Она застегнула пуговицы на блузке. — И тебе, кстати, платить за лампу.
Они отыскали ее юбку и его брюки, обулись, улыбаясь друг другу глуповато и несколько смущенно и глядя друг на друга с вожделением. Они никогда не рисковали и не прощались на стоянке, потому последний поцелуй всегда был в дверях. Почти такой же жадный, как первый, которым они обменялись утром, и, когда они наконец оторвались друг от друга, она еще немного постояла с закрытыми глазами, держа руки на ручке двери.
Она открыла глаза, посмотрела на кровать, на старое кресло рядом со старым радиоприемником, на белые занавески, фарфоровую раковину и перевернутую, опрокинутую лампу.
— Люблю эту комнату.
— Я тоже ее люблю, — сказал он.
— Наверное, это самое счастливое… нет, это точно самое счастливое место, где мне доводилось бывать. — Она взяла его руку и поцеловала ладонь. Провела его рукой по своему лицу и по шее. Выпустила его и снова окинула взглядом комнату. — Но не надейся. Когда придет день и папочка скажет: «Ягодка, пора тебе уже подумать о будущем и передать славное имя Слоунов следующему поколению, нарожать детишек, чтобы было кому занять твое место, когда ты уйдешь», — я сделаю ровно то, чего от меня ждут. — Она поглядела на него таким пронзительным взглядом, что им можно было резать бронзу. — Еще как сделаю, сынок, можешь мне поверить.
Она ушла из мотеля первой. Джо давал ей фору в десять минут. Он сидел у окна, слушая новости по радио. Причал за окном поскрипывал без всяких видимых причин, должно быть от легкого бриза и от старости. Древесина была немилосердно погублена термитами, водой и сыростью. Первый же хороший ветер его повалит, первый же тропический шторм не оставит от этого причала даже воспоминаний.
На дальнем конце причала стоял мальчик.
А еще пару мгновений назад причал был пуст. Теперь уже нет.
Тот самый мальчик. Тот, который резвился под деревьями на декабрьской вечеринке. Джо почему-то был уверен, что увидит его еще раз.
Мальчик стоял к Джо спиной. Головного убора на нем не было. Торчащий вихор, который Джо заметил в прошлый раз, был приглажен, хотя прядь волос все равно вздымалась, словно согнутый палец. Волосы у него были светлые, едва ли не белые.
Джо поднял оконную раму и позвал:
— Эй, ты!
Теплый ленивый бриз гнал рябь по воде, но не трогал волосы мальчика.
— Эй! — снова окликнул Джо, на этот раз громче.
Мальчик никак не отреагировал.