Коготь и цепь

– Разумеется, мы не можем пустить дело на самотек, – согласилась царица. – Я поговорю с ней.

Подпрыгнув еще разок, Тидан смешно дернулся всем телом и кивнул:

– Да, лучше будет, если ты.

– А ты пока поищешь Майе мужа. Среди наших, а не иноземцев. Она, кажется, ветрена. Лучше держать в поле зрения.

Тидан перестал дергаться, посмотрел на жену с внезапным интересом.

– Ты что-то придумала?

– Командующий Данат.

– Но ему пятьдесят! – ужаснулся царь.

– Он самый ценный, а опыт позволит управиться с Майей.

– И не жалко тебе?

– Жалость – не то чувство, которым руководствуется государь, – заметила Эйя.

Теперь коротко и тяжело задышал Тидан.

– Ты же знаешь, Эйя, при всем уважении к Данату, для меня болезненна мысль отдать ему женщину из своей семьи, учитывая, что он в свое время зарился на мою жену.

Эйя почувствовала неловкость и сама удивилась этому:

– Тидан, с тех пор прошло столько лет…

– Но он до сих пор тебя любит.

– Вот именно поэтому, Тидан, я и отдаю ее Данату. Потому что он все еще меня любит. И что бы ни случилось, будет ее беречь.

– Беречь? – Мужчина услышал в словах жены беспокойство. Он повернулся к парапету, не расцепляя рук за спиной. – Что бы ни случилось?

Женщина легко кивнула в сторону дочери.

– Может, Таммуз и заложник, Тидан, но его отец – Стальной царь, который заручился поддержкой Яса.

Мужчина посмотрел на жену с такой печалью и любовью, будто до сих пор, спустя двадцать пять лет совместной жизни, все еще тосковал по ней. Болезненно всплыло воспоминание, когда пару лет назад она слегла с хворью… Тогда он забыл, что такое сон, и вспомнил, что такое страх. Тогда, именно в те дни, и не потому что Халий Далхор во главе войска стучался во все крепости на севере Адани.

У Тидана ушло много лет, чтобы полюбить ее так. Он обнял Эйю за плечо и поцеловал в висок. Царица припала к мужу теснее и посоветовала:

– Поговори с Таммузом. Я поговорю с Майей.

Мужчина улыбнулся в ответ:

– А кто поговорит с Данатом?

– Отложим это до завтра.

Таммуз шел по коридору шагом настолько широким, что казалось, он едва держит равновесие. «Будь они прокляты, эти аданийцы!» – Царевич сжал кулаки до боли в фалангах. Разрушают все, к чему он имеет отношение! И как смел этот ничтожный коротышка Тидан говорить с ним, Далхором, в таком тоне? Близко не подходить к дочери? Приказывает? Никто не приказывает горцам! А он горец, будь оно неладно! Горец, и ни одному выскочке с царской короной на башке этого не отнять! Ни ублюдку Сарвату, который на днях посмел сказать, что он, Таммуз, давно уже нищий царевич, без роду и племени, никто, пустое место! Ни выродку Салману, который вот-вот взберется на его сестру (Таммуз отчетливым кошмаром представлял подробности перед сном каждый день), и Танира будет потеряна навсегда.

– Таммуз! – донесся надрывный девичий голос у самых дверей спальни.

Юноша обернулся: Майя неслась к нему по пустынному коридору.

Только ее не хватало!

Царевич изобразил беспокойство.

– Что случилось, милая? – спросил он заботливо.

Девица влетела в предложенные объятия и требовательно уставилась красными от слез глазами.

– Ма… матушка сказала, что нам больше нельзя видеться! – произнесла девица, всхлипывая.

«Точно, и потому ты здесь». – Внутренний голос Таммуза сегодня был не в пример ехиден.

– Да, – удрученно вздохнул он, – твой отец только что сообщил мне. Велел держаться от тебя подальше, а не то он казнит у меня на глазах Тамину.

Майя вытаращила глаза, чуть отступив от царевича:

– Отец не может быть так жесток!

«Не может, конечно. Но будет лучше, если ты будешь думать, что может».

– Твой отец – царь, Майя, цари все жестоки.

– Но только не!.. – Ее высокий голос зазвенел серебром на весь этаж.

– Господи, Майя, прошу тебя, тише! – попросил он, чуть паникуя. И тут осенило. – Войдем, здесь нас никто не услышит, – ласково позвал Таммуз и отворил дверь комнаты.

Майя, казалось, и не заметила, как очутилась в спальне царевича.

Таммуз усадил девчонку на кровать, встал у окна, отвернулся: из этой позиции достаточно заботиться только о голосе.

– Короче, твой отец потребовал у меня обещания оставить тебя в покое.

– Но… но ты ведь не согласился? – одновременно с нажимом и испугом спросила Майя.

«Разумеется, не согласился. Мне же больше всех хочется смотреть, как казнят мою родню, или, того лучше, полежать на плахе самому. Наивная дура!»

– Конечно. А теперь расскажи – что случилось?

В такой момент ему стоило бы сесть рядом с девчонкой. Делать нечего – Таммуз пристроился.

– Мать, – девчонка подалась в слезы, – мать сказала, что я должна выйти замуж за ужасного старого Даната, и чем скорее, тем лучше!

– Этот древний бурдюк с костями? – не сдержался Таммуз.

Майя расценила это как участие в своей судьбе:

– Да, Таммуз! Ему пятьдесят, понимаешь, пятьдесят! Я этого не переживу!

А он, Таммуз, не переживет очередного вопля! Господи, как же бесит его ее плачущий голос!!!

Юноша бережно положил девичью голову себе на плечо, приобнял за талию. Девица не сопротивлялась, у Таммуза возникало ощущение, что даже наоборот.