Койот Санрайз

Я подождала, пока он усвоит мои слова, а потом встала, снова вздохнула: – Пойду немножко почитаю.

Развернулась и пошла, медленно-медленно, к себе в комнату. Я не оглядывалась, но прекрасно знала: Родео, сидя за рулем, следит за мной в зеркало заднего вида, встревоженно насупившись.

Хорошо еще, что я повернулась к нему спиной. Ведь иначе он мог бы заметить, что я улыбаюсь.

Итак, я заронила в голову Родео мысль и до вечера дожидалась всходов. Время от времени снова готовила почву: роняла печальные вздохи, опускала глаза и вообще держалась понуро. Я чувствовала, что на Родео это действует. Ловила на себе его долгие взгляды: видно было, что он волнуется и недоумевает.

В тот вечер, уже в сумерках, мы заехали в продуктовый магазин, прикупить кой-чего к ужину. Родео пошел в туалет, выразительно поглядев на меня – «мол, я нескоро», так что я подсуетилась – купила несколько банок кошачьего корма и пакет наполнителя для кошачьего туалета, протащила в автобус, пользуясь случаем. Когда Родео вернулся, задумчиво теребя бороду, ни о чем не догадываясь, я уже припрятала запасы в своей комнате и опять стояла в овощном отделе, любовалась дынями.

Когда мы снова двинулись в путь, я ушла к себе и устроила маленькому Айвану настоящий дворец: в углу – обувная коробка с наполнителем, отгороженная футболкой на вешалке (для благопристойности и чтобы поменьше пахло); две пластиковые мисочки – с водой и с едой; удобная постелька в моей бывшей книжной коробке. Пока я все расставляла, Айван лазал по мне, принюхивался, терся об меня, нежный, как лань, и тихий, как мим.

Похоже, своим новым домиком он был доволен на все сто. Попил водички, понюхал корм, а в туалет сходил, словно так и надо. Я никогда не думала, что буду с такой гордостью наблюдать, как другое живое существо писает, расставив лапы, но, черт возьми, мои руки чуть сами ему не зааплодировали – еле удержалась. Как только он сделал свои дела и поскреб лапами наполнитель, закапывая лужицу, я подхватила его на руки и чмокнула между ушей. Он замурлыкал, начал тереться мокрым носом о мою щеку, и, скажу я вам, в тот момент я была счастлива до такой степени, до такой степени, что… даже не припомню, когда я последний раз была так счастлива.

Родео всегда выказывал здоровое уважение к моему праву на личное пространство, вот я и предположила: пока Айван не теряет бдительности и не подает голос, а я не теряю бдительности и слежу, чтобы его лоток не вонял, я смогу прятать здесь кота, пока не вырасту и не уеду учиться в колледж, – ну или, по крайней мере, пока не почувствую, что Родео готов отнестись к моей тайне непредвзято и разумно.

В ту ночь я передвинула домик Айвана в укромный уголок у кровати. Он выглянул из коробки, моргая медленно-медленно, сонно-сонно, и широко зевнул, свернув язык трубочкой.

– Спокойной ночи, Айван, – прошептала я. Мы все еще мчались по автостраде: Родео любил полуночничать, засиживался за рулем чуть ли не до утра, и моя кровать качалась и колыхалась в ритме трассы, убаюкивая меня, как обычно. Глаза начинали слипаться.

Но тут: «цап-цап-цар-р-рап». Глаза сами собой распахнулись.

Айван сидел, тараща на меня огромные, умоляющие глаза. Сидел, приподняв одну лапку; смотрю – а он опять: выпускает когти, точит их об картонные стенки спальни.

– Спокойной ночи, Айван, – сказала я снова, но он дернул хвостом и снова взялся точить когти, чуть погромче, и, неотрывно глядя на меня, наклонил голову набок.

Я знала, чего ему хочется. Это было написано на его милой, будь он неладен, мордочке.

– Нет, – сказала я. – Ты должен спать в своем домике, Айван, иначе я за тобой не услежу.

Айван только смотрел на меня голубыми, всех оттенков сразу, глазами, огромными и ласковыми.

Не мяукал. Ему это было незачем.

Вот что вы должны знать о Родео: глаза у него волшебные. Такие глубокие, нежные и добрые, что все люди вокруг просто проваливаются в них с головой. Я видела это много раз. Родео долговязый и длинноволосый, за милю видно, что его никто на свете не причислит к «нормальным», а потому, когда он приближается, все непременно ежатся, настораживаются, встречают его холодно. Но едва он взглянет на них своими волшебными глазами, лед сразу тает, люди начинают блаженно улыбаться и, не успеешь опомниться, они уже с Родео лучшие друзья.

Оказывается, у моего маленького Айвана в глазах такое же волшебство, как у Родео. Загляни в его глаза, и любое «нет», которое уже готово сорваться с языка, испаряется, оборачивается легким, бездумным «да».

Я перевела дух. Пробормотала: «Ну ладно, была не была». И наклонилась взять его на руки.

Спал Айван, уткнувшись мне в шею, урча, как крохотная газонокосилка. Ночью иногда тихонько скулил и лягался – наверно, видел непостижимые кошачьи кошмары, но мне это ничуточки не мешало. Разве плохо иногда просыпаться, чтобы улыбнуться кому-то теплому и любимому, улыбнуться и прижаться к нему?