Коко Шанель. Я и мои мужчины

В 1893 году Жанна, находившаяся тогда в Курпьере, вдруг получила от супруга письмо, в котором тот сообщал, что неожиданно встретил сводного брата по имени Ипполит, о существовании которого и не подозревал. Они быстро нашли общий язык и, проведя время за долгими беседами, решили совместно содержать гостиницу в городке Брив-ла-Гайард. Альберт писал также, что нашел в городе жилье и просил супругу приехать. Та, естественно, не колебалась ни мгновение. Прихватив с собою двух старших дочерей, Жанна отправилась в путь.

Прибыв с Джулией и Габриэль Брив-ла-Гайард, Жанна, к величайшему разочарованию, обнаружила, что супруг обманул ее самым наглым и бессовестным образом. Братья не были владельцами заведения, а работали в прислугах, да еще, ко всему прочему, по уши увязли в долгах. И написал ей Альберт только затем, чтобы женщина вела хозяйство, готовила еду да стирала одежду этому наглецу с его братцем… Жертвенность – вот основная черта натуры несчастной Жанны, и на сей раз женщина не изменила себе.

Париж времен детства и юности Габриэль Бонер Шанель. Конец XIX – начала ХХ века

Но если мать восприняла ситуацию с покорностью, ее дочери Джулия и Габриэль долгое время пребывали в грусти и слезах. Разочарование девочек было понятным: отец и мать вырвали их из привычной и такой милой сердцу среды: они более не могли радоваться дням насыщенной сельской жизни, когда можно без устали бегать по полям, по лесам, лакомиться спелыми ягодами малины и ежевики… А еще девочки потеряли своих друзей по школе, к которым успели привыкнуть за несколько лет.

В новой школе и дети, и учителя были незнакомыми, все приходилось начинать сначала. Атмосфера, царившая в городском учебном заведении, отрицательно повлияла на добродушных и раскованных сельских жительниц, обе девочки сильно переживали и часто плакали.

Переезд в этот город, этот захолустный квартал губительно сказался и на Жанне, – ее болезнь стала прогрессировать. Приступы астмы участились, особенно с наступлением холодов, и длились, бывало, уже по часу или два, особенно ночью. Ее ночные приступы кашля будили дочерей, порождая в их душах страх и смятение. Особенно в те минуты, когда их отец начинал зло отчитывать бедняжку, давая понять, что та давно стала им всем обузой.

Неожиданно в лето 1894 года состояние здоровья Жанны немного улучшилось, она оживилась, стала чаще улыбаться, и уже вновь с готовностью выказывала желание сопровождать мужа в его поездках по разным ярмаркам. Но с первыми осенними холодами приступы астмы возобновились с новой силой; больная стала подолгу просиживать в кресле на кухне, забыв обо всем, пребывая слово в прострации… она погружалась в себя, словно предчувствуя скорый конец всему – и любви, и страданиям, и безнадеге…

Даже дети не могли вывести ее из этого странного состояния. Все, кто видел ее в те дни, замечали, как сильно она переменилась.

Старый Париж

В декабре к астме добавились тяжелые бронхиальные осложнения, но Жанна отказывалась от помощи врачей, – не потому ли, чтобы сэкономить и так скудные финансы семьи…

Жанна все чаще задыхалась, и все чаще ее бил озноб; а то бывало, что женщина падала в обморок, пугая домашних. Но вот как-то февральским утром 1895 года Габриэль, не дождавшись матери, вошла к ней в комнату и тут же закричала от ужаса: ее несчастной матери больше не было в живых. Мучения несчастной кончились; Жанна умерла в возрасте 33 лет. Рядом были две дочери, но мужа, как всегда, не было…

Много позднее, размышляя об ударах судьбы, которые неожиданно подстерегают людей на их жизненном пути, Габриэль Шанель скажет: «Я знаю, что это такое! В двенадцать лет у меня словно отняли все. Мне казалось, что я умерла».

Похоронами пришлось заняться сторонним людям. В серый и холодный день на кладбище в Бриве состоялись скромные похороны. Присутствовали сводный брат мужа Ипполит, хозяин гостиницы да несколько членов семьи, которые успели приехать. У свежей могилы унылыми тенями стояли тонкие силуэты пятерых детей покойной, вызывая у немногочисленных присутствовавших приступы искренней скорби.