Кокон

Папа вернулся домой пьяным. Окутанный алыми клубами винных паров, он напоминал раскаленный уголек, с треском поедающий сам себя. Он пришел расстроенным из-за окончания вечера, но мигом развеселился, стоило ему увидеть в гостиной студентов. Это было то особое пустое веселье, известное только пьяным. Когда человеку весело просто от того, что вокруг много людей. Мама принесла ему стул. Он долго качался на нетвердых ногах, но усадить себя так и не смог. Я немного беспокоилась за папу, боялась, что он разочарует студентов, но они смотрели на него с благоговением. И еще как будто с жалостью, словно хорошо понимают его боль. Я им завидовала: студенты так много знали о папе, что походили на его настоящую семью, не то что мы с мамой.

– Сколько раз повторять, я увольняюсь не из-за вас! – Папа размахивал указательным пальцем. – Я просто увидел все как есть. – Он покачал головой. – Ни капли смысла.

Студенты молчали. Одна девушка тихонько заплакала.

– Не плачь, Сяо Цзянь. Не надо плакать. – Папин голос звучал очень нежно.

Наконец он опустился на стоявший сзади стул, посидел немного в задумчивости и вдруг рассмеялся.

– Пора нам оставить свои надежды.

В моих воспоминаниях именно этой фразой и завершился печальный и торжественный вечер прощания со студентами. Но на самом деле вечер шел своим чередом, просто мама увела меня спать.

Я не понимала, о чем они говорили, но почему-то запомнила каждое слово. Много лет спустя Сюй Ячэнь очень удивился, когда я смогла с начала и до конца пересказать ему все, что услышала тем вечером о пекинских событиях. Какие-то подробности он и сам уже забыл или помнил неверно. Дослушав меня, Сюй Ячэнь заключил, что некоторые вещи откладываются в памяти помимо нашей воли.

Сюй Ячэнь – тот самый студент, починивший мою куклу. Я встретила его четыре года назад, когда работала в редакции модного журнала. На том благотворительном аукционе все было как обычно: толпа успешных бизнесменов, знаменитых красавиц и представителей новой аристократии. Выставка богатства. Наперебой повышая цены, публика скупала украшения из коллекций знаменитостей, баснословно дорогие вина и картины модных художников. Вырученные деньги должны были пойти на строительство начальной школы для детей рабочих-мигрантов из сельской местности. Любовь бесценна, из раза в раз повторял ведущий, но на аукционе каждой порции любви назначалась своя цена. Сюй Ячэнь, к примеру, выложил кучу денег за работу одного знаменитого скульптора. Когда ведущий попросил его подняться на сцену и сказать несколько слов, он любовно оглядел своими маленькими глазками детей в первом ряду, будущих учеников новой школы, и сказал:

– От нас нужна лишь толика усилий, чтобы изменить всю жизнь этих ребятишек.

В зале раздались бурные аплодисменты. Не знаю, что меня покоробило в его словах, но детей стало жалко. Как мало значат эти жизни, если их может изменить всего лишь толика чьих-то усилий.

Сюй Ячэнь был одет в серую рубашку, верхняя пуговка едва держалась в петле, и воротничок сжимался тугим кольцом прямо под круглой головой, напоминая руки душителя, требующего вернуть долг. Я заставила себя запомнить ничем не примечательное лицо Сюй Ячэня, чтобы потом отыскать его в толпе, когда все будут расходиться. Он был владельцем сети ресторанов, которая вызвала настоящий переполох на рынке, к тому же недавно всплыла новость, будто он рассорился с соучредителем, газеты только о нем и писали. Главный редактор дал мне задание встретиться с Сюй Ячэнем и взять у него интервью для рубрики “Новая городская аристократия”. После окончания торгов я стала медленно пробираться к нему с бокалом шампанского в руках, дождалась, пока его собеседники разойдутся, подошла и попросила об интервью. Он охотно согласился. Выполнив задачу, я посчитала невежливым сразу отступить и завязала светскую беседу. Сюй Ячэнь спросил, откуда я родом, я назвала Цзинань, он ответил, что учился в Цзинане. Университет, факультет, курс – все сошлось. Я спросила, знал ли он Ли Муюаня. Он ответил, что это его учитель. Я сказала, что Ли Муюань – мой отец.

– Сестренка! Дочка учителя! – патетично воскликнул Сюй Ячэнь.

Рука у меня дрогнула, и шампанское едва не выплеснулось из бокала. Слово “сестренка” показалось мне таким трогательным, я почувствовала себя одной из папиных студенток.

Сюй Ячэнь сказал, что мы уже встречались, но я тогда была маленькой стеснительной девочкой. Я не могла узнать в нем ни одного из папиных студентов, пока он вдруг не вспомнил про куклу, он сказал, что починил моей кукле оторвавшуюся руку. Я очень удивилась, мне казалось, что тот паренек и стоящий передо мной мужчина просто не могут быть одним человеком.

– Вы были совсем маленькой, вряд ли меня запомнили, – сказал он.

Но я ответила, что отлично помню, как он выглядел.

– Значит, я постарел. И потолстел, – грустно улыбнулся Сюй Ячэнь.