Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945

Один из основных уроков, усвоенных пленными в Кольдице, заключался в том, что, какой бы неприятной ни казалась ситуация на первый взгляд, из нее всегда можно было извлечь пользу, и случай с Фаи стал хорошим тому примером.

Почти двенадцать месяцев спустя, весной 1943 года, он заразился скарлатиной и отправился в Хохенштайн-Эрншталь. Долгое время он надеялся на репатриацию вследствие своего ранения и частичной утраты функции руки. Подобные надежды, впрочем, осуществляться, судя по всему, не собирались, и, когда Фаи оправился от скарлатины, ему приказали вернуться назад в Кольдиц. В тот же день после обеда он покинул госпиталь и пешком направился домой. Его поймали вечером в Кауфунгене и доставили в Хартмансдорф, откуда мы его и забрали. При себе Фаи имел первоклассный поддельный пропуск, сжевать и проглотить который ему вовремя помешали.

Другой побег из госпиталя в июне 1942 года оказался успешным. Все началось еще в апреле, когда лейтенанта Буйе отослали в Лоррах в Бадене, на военный суд. Этот район он знал хорошо, знал он и о том, что близко проходила швейцарская граница.

По дороге в туалет он спрыгнул с поезда. Поезд немедленно остановился, и Буйе подобрали с травмами головы и руки. На военном суде его оправдали и вернули в Кольдиц. Позже он был направлен в госпиталь, из которого успешно сбежал во Францию.

Последним успешным побегом под ложным предлогом явился побег лейтенанта Дартенея – и вновь из военного госпиталя в Хохенштайн-Эрнштале.

Я лишь замечу, что в моем списке бежавших из госпиталей не значится ни один британский или голландский офицер. Только лейтенант Майкл Синклер пытался бежать из лейпцигского госпиталя.

Глава 17

Свет меркнет

Условия в конце 1944 года становились все хуже и хуже. В офлаге 4С, Кольдиц количество провианта для пленных достигло своего самого низшего уровня. Все, что мы смогли наскрести после Нового года – так это каких-то несчастных 1300 калорий в день. Топливо почти вышло. Нам пришлось позволить офицерам ходить в лес под честное слово и под охраной, чтобы насобирать веток для их костров. От Международного Красного Креста больше не приходило никаких посылок – железная дорога в Швейцарию была отрезана. Пленные съели большую часть своих последних продовольственных запасов на Рождество, и цены на их собственном внутреннем рынке поднялись до заоблачных высот – сигареты стояли 10 фунтов за 100 штук, соответственно дорогими стали шоколад и виноград. Фунт муки на черном (немецком!) рынке стоил 10 фунтов стерлингов.

Недельное меню включало почти исключительно хлеб, картофель и капустный или брюквенный суп. Джема не было, хотя нам удалось завладеть небольшим количеством сиропа из сахарной свеклы в бочках. Для себя мы выпаривали корни в больших кухонных баках для кипячения.

Боевой дух наших людей был сведен до стоицизма. Тысячи людей каждый день гибли под руинами разрушенных бомбами собственных домов. В ту страшную зиму оставшиеся в живых пытались выжить, как умели. Хуже всего была нищета бесконечной вереницы сотен тысяч беженцев из Восточной Пруссии, Силезии, Померании и Трансильвании.

Партийная машина пиликала одну-единственную тему: время, мы должны выиграть время. Держитесь, и мы победим. Но как? Вот в чем вопрос. V-1 и V-2, наши единственные надежды, не оказывали реального эффекта. Нам обещали V-3 и V-4 и так далее.

В ту зиму кто-то принес в Кольдиц слух, который мы, несмотря на всю свою готовность схватиться за любую соломинку, отбросили как слишком фантастический. Это был намек на атомную бомбу. Но в это мы поверить не могли. Даже партийные представители усомнились бы в самой мысли ввести в действие атомное уничтожение как оружие войны. Пропагандисты, должно быть, бредили! Это была просто небылица, придуманная ими, чтобы еще ненадолго спасти собственные шкуры.

Каждый день мы читали в газетах или слышали по радио, что мужчин и женщин расстреливали за подрывание национального духа пораженческими разговорами. Новое направление в пропаганде сообщало, что немцев находили мертвыми в уже оккупированных областях, с прикрепленными к ним запискам: «Убиты мстителями за честь Германии». Мы вряд ли могли винить французов в Кольдице за то, что те не сотрудничали с нами раньше. Не было ли и у них причин бояться подобного обращения по возвращении домой – в руках «мстителей за честь Франции»?

Другие пропагандистские строчки в то время представляли собой примерно следующее: «Что не ломает нас, то делает нас сильнее», «Чем хуже кажутся дела, тем больше наша уверенность в конечной победе». Новогодняя речь Гитлера явила собой призыв продолжать сражаться, несмотря ни на какие обстоятельства.