Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940-1945

Вилли был нашим лагерным электриком. Он работал в замке до и в течение всей войны, вместе со Слэмом-плотником и Слэмом-каменщиком (который умер в 1944 году), как их прозвали. Однажды вечером Вилли отправился во французские помещения, чтобы починить перегоревший предохранитель. Многие из нас находились в увольнении — дух Рождества заставил всех немного расслабиться. Инструменты Вилли проверили, и он был впущен во двор с обычной желтой нарукавной повязкой с номером 54 и немецким орлом на ней.

Примерно в половине шестого к воротам подошел французский офицер, чтобы вернуть лопаты, выдававшиеся под честное слово. Человек у ворот проверил их. Вилли вернулся со своей работы, прошмыгнул мимо французского офицера и, миновав ворота, направился налево под арку, а оттуда в немецкий двор. Хотя Вилли был одним из наиболее знакомых фигур в лагере, на воротах в парк часовой спросил у него пропуск. К несчастью для Вилли, он оказался не тем, да и сам он был поддельным! Попытка провалилась. Мы сфотографировали мнимого Вилли (лейтенанта Перодо) и настоящего вместе. Сходство было почти совершенным, только вот шарф у ложного Вилли оказался немного не того цвета.

К Новому, 1943 году основное слабое место Германии на всех боевых фронтах стало очевидно — нехватка людей. Италия стала обузой, поскольку теперь нуждалась в ценных дивизиях от нас, а мы с трудом могли себе их позволить. Кроме того, недавно мы захватили Францию. Для полной оккупации этой страны требовалось больше людей. На востоке наша кавказская армия только что переправилась назад через Дон в Ростове, тогда как чуть позже 6-я армия была поймана в Сталинграде и в итоге потеряла там 300 000 человек.

Мы, офицеры в Кольдице, имели приказ соблюдать приличия вне зависимости от боевого духа наших солдат и новостей. Афиша «Мы не капитулируем», по-прежнему висевшая на стене городской фабрики, начала принимать двойное значение.

Пищи не хватало — ее становилось все меньше и меньше, — но время от времени мы получали неожиданное пополнение своего рациона в форме кроликов, посылаемых нам зятем нашего первого коменданта. Его дочь вышла замуж за производителя сахарной свеклы из района Магдебурга, где обширные области земли культивировались под посевы, а также использовались в экспериментальных целях. Там в больших количествах разводили кроликов, и в зимнее время комендант получил нескольких штук и пригласил офицеров своего штата на ужин в винный погребок в городе.

Я опустил несколько мелких попыток побега, но для полной характеристики 1942 года привожу здесь полный список:

Пленные, попытавшиеся бежать, — 84 за 44 попытки.

Пятнадцать попали домой (7 англичан, 3 голландца, 5 французов).

Пленные, пойманные при попытке выбраться из замка, — 39.

Успешно выбрались из замка — 26, из которых 14 были снова пойманы. Из 26 12 очутились на свободе.

Количество наших пленных, бежавших из госпиталей или при переводе из лагеря, составляло 19 человек. Из них 16 поймали, трое благополучно очутились на свободе. На мой взгляд, это был рекордный год.

Боевой дух в тот Новый год среди пленных был крайне высок. Трудились предсказатели, заключались пари. Меня даже попросили выдать им копию предсказаний Нострадамуса. Я помню одно из его изречений, которые всегда цитировали польские офицеры: «(русский) Медведь вернется назад к величайшей Реке на Востоке (ссылка, по их глубочайшему убеждению, на Волгу), омоет лапы и затем повернется и нападет на (немецкого) Орла». Другим было «Город в Северной Африке сменит власть пять раз» — Тобрук.

Пополнения и подкрепления для нашего Восточного фронта теперь оценивались в 800 000 человек, и генерал фон Унрух получил полномочия как-то наскрести это количество из индустрии, сельского хозяйства, бюрократии и бизнеса. Интересно, коснется ли это кого-нибудь в столовой Кольдица? За исключением адъютанта и коменданта, всем нам было уже за пятьдесят.

Мы прошли медицинское обследование у нашего лагерного врача. Заместитель коменданта казался довольно годным к службе, и все мы были шокированы его заключением. Наш доктор написал: «Не способен решить, годен ли для дальнейшей службы вообще. Дело передано в Лейпциг». В Лейпциге они сочли его «не годным ко всякой службе, даже гарнизонной. Если не бросит пить и курить, смерть может наступить в любой момент». Он покинул армию и отправился заведовать школой в Восточной Германии, а в августе 1943 года был найден мертвым в своей постели.

В Кольдице заменить его было некому, так что теперь у нас осталось только два дежурных офицера.