Колдовской Мир

Она чувствовала себя очень плохо. Комната плыла и раскачивалась перед глазами, так что Лойз никак не могла собраться с мыслями. Еще на борту корабля ее стала мучить тошнота, и она не могла ничего есть. Сколько времени она не ела? Она стала по-детски загибать пальцы, подсчитывая дни. Три, четыре… пять дней? И все время перед ее мысленным взором стояло лицо той темноволосой женщины, которая однажды утром явилась в Эс-Касл и предстала перед ней с какой-то сказкой. Что она налгала?

Лойз изо всех сил напрягла память, стараясь вспомнить все подробности той встречи. И страх ее стал еще сильнее, когда она вдруг отдала себе отчет в том, что провал в памяти не имеет ничего общего с недомоганием и потрясением, которое она испытала. Нет, это была блокировка памяти, которая никак не могла быть связана ни с ее физическим состоянием, ни с эмоциями. Эта женщина… Бертора! Лойз испытала острую радость, когда все же сумела вспомнить имя женщины. Эта Бертора увезла ее из Эс-Касла, принеся ей какое-то сообщение. Но что это было за известие? И от кого? О, почему, почему она в такой глубокой тайне сохранила свой отъезд с Берторой из Эс-Касла? Какие-то отрывочные воспоминания у нее сохранились о дороге через лес, о шторме и о том, как они искали убежища от волн и ветра среди скал. А потом они спустились к самому морю и стали ждать.

Почему? Почему она так спокойно оставалась с Берторой, не испытывая ни беспокойства, ни подозрения? Быть может, ею двигала какая-то посторонняя сила? Нет, в это трудно поверить. В Эсткарпе у нее были только друзья, не враги. А вот теперь, соединяя воедино отрывочные воспоминания, Лойз начала понимать, что Бертора вела с ней себя так, словно бежала от врагов на чужой земле! Неужели и у Карстена также есть волшебницы?

Лойз сжала руками щеки, и те, и другие были холодны, как лед. Но ведь поверить в это — значит, усомниться в собственной же Родине. С тех пор, как потомки Древней расы были объявлены в Карстене вне закона — их убивали на месте по любому поводу — там не осталось волшебниц. И все-таки, она уже не сомневалась больше, что ей была навязана чужая воля, что ее, помимо ее собственного желания, кто-то принудил идти на юг, к морю, где ждал корабль.

И что-то еще там было… что-то, связанное с Берторой. Она должна вспомнить, ведь это так важно. Она стиснула судорожно кулачки, так что побелели костяшки пальцев.

Да, верно… Бертора что-то кричала им.

Лойз не могла вспомнить, что именно Бертора кричала, но помнила интонации: они были сначала молящие, потом отчаянные. И один из тех, кто прибыл на корабле, прекратил эти крики, спокойно, почти небрежно проткнув женщину кинжалом. Бертора пала навзничь, руки ее вцепились в рукоять клинка так сильно, что владелец оружия не смог выдернуть его из груди женщины. Потом раздался короткий приказ, другой из прибывших наклонился над Берторой, пошарил в складках ее туники и извлек оттуда какой-то предмет, который зажал в кулаке — что именно? Лойз не сумела увидеть.

Бертора отдала ее в руки Карстена, и за это ей заплатили смертью. Но помощь Берторе в этом деле оказало какое-то оружие, неизвестное Лойз.

Впрочем, неважно, как это было сделано. Теперь она в Карcе, в руках Ивьяна. Даже если ее сейчас ищут в Эсткарпе, то все равно они могут строить только догадки о том, куда она исчезла. К тому же… если даже они догадаются… ведь им понадобится целая армия, чтобы выручить ее из Карса. А такую армию Эсткарп не может выставить в данный момент. Лойз достаточно часто присутствовала на военных советах, чтобы отдавать себе отчет, как непрочно сейчас положение Древнего Королевства. Стоит только им отправить армию против Карстена, и Ализон немедленно нападет на них с севера.

Когда-то в Верлейне она была одна против могущества, против всей власти Фалька, и не было у нее ни одного друга в стенах этой морской твердыни. И снова она оказалась одинокой против могущественного врага, если бы только не эта ужасная тошнота, если бы только не кружилась так голова, она бы тогда могла мыслить более ясно. Но стоило ей лишь пошевельнуться, как пыльный пол начинал уходить у нее из-под ног…

Внезапно отворилась дверь, темноту комнаты разрезал узкий луч света лампы, ослепивший ее на мгновение. Когда она открыла глаза, перед ней стояло трое: двое мужчин в ливреях герцогских слуг, один из них держал лампу, другой — поднос, уставленный тарелками, а третий не был мужчиной, судя по изящной фигуре и шарфу, накинутому на голову…

Поставив лампу и поднос на столик, слуги удалились, и только тогда женщина подошла к Лойз и откинула густую вуаль.