Саймон Грин

Колдовство в большом городе

ГЛАВА 1

ПСИХОНАВТЫ

Божественное, равно как и богохульное, на Темной Стороне встречается на каждом шагу. И все же я рекомендую держаться подальше от аукционов, если только вы не обладаете исключительно выносливым желудком и стальными нервами. Я и сам воздерживаюсь, несмотря на мои немалые, по общему мнению, возможности. Каждый раз получаешь контейнер хлама в нагрузку к нужной вещи. Однажды мне случайно достался карманный чертенок, и несколько месяцев за мной повсюду следовала плейбоевская девушка-«зайка», невидимая для всех, кроме меня. Весело, но беспокойно.

Так или иначе, если ты занимаешься частными расследованиями на Темной Стороне — в тайном магическом сердце Лондона, где боги и чудовища ходят по одним и тем же улицам, а подчас посещают одни и те же сеансы групповой психотерапии, — ты регулярно попадаешь в ситуации столь же опасные, сколь и причудливые.

В тот раз старший аукционист Дворца аукционов нанял меня присматривать за покупателями, так как на торги выставлялся некий исключительно ценный предмет. Обычное дело, ничего особенного. Мне стоило задуматься сразу: «ничего особенного» — это не про мою жизнь.

Я пришел пораньше, чтобы ознакомиться с обстановкой. Последний раз я был здесь несколько лет назад. Потом я покинул Темную Сторону в изрядной спешке и с пулей в спине, а теперь вернулся — не вполне триумфально и не слишком охотно…

Швейцар меня сразу невзлюбил и попытался остановить. Когда я представился, он побледнел и освободил проход. Хорошая или, еще вернее, скверная репутация часто открывает дорогу туда, куда вы и с батальоном солдат не пробьетесь.

Ожидающая меня дама-аукционист нервно расхаживала взад и вперед. Она ринулась мне навстречу, из конца в конец огромного пустого зала. Лукреция Грейв — низкорослая, плотная, со свирепым бульдожьим лицом, седыми волосами, туго стянутыми на затылке, и моноклем в темном птичьем глазу, одетая в старомодный костюм, — кажется, вполне могла и сама за себя постоять. Она одарила меня скудной улыбкой и очень крепким рукопожатием. Глядя на меня так, будто я виноват во всем, что уже произошло и еще произойдет, она приступила прямо к делу:

— Ты очень кстати, Тейлор, старина. С тех пор как мне отгрузили эту мерзость, я не чувствую себя в безопасности. Давно у меня не бывало столько проблем. Конечно, наш девиз: на торги выставляется все, что можно найти, поймать и втащить в дверь… И все же есть вещи, которые не стоят затраченных сил. Как свинью стричь — визгу много, а шерсти мало. Никогда не взялась бы за эту дрянь, если б не комиссионные. Как собачьи бега, ну, ты сам знаешь: стоит проклятой скотине услышать, что ты поставил на нее хорошие деньги, как у нее тут же начинает шалить сердце или болеть спина… Но все равно имей в виду, родной: эта штука уйдет за очень большие деньги! — Лукреция Грейв поморщилась и громко фыркнула: — В такие дни я ужасно тоскую по «Кристи». Как там было хорошо, как спокойно работать! Я бы вернулась, не раздумывая ни секунды, да боюсь, меня до сих пор разыскивает полиция.

Я уже собрался было спросить вежливо, но твердо, когда мы наконец перейдем к делу, как меня отвлек целый отряд игрушечных медведей шести футов ростом. Медведи заносили в зал предметы, выставленные на торги, негромко переговариваясь хриплыми голосами. Мягкие, сильные лапы идеально подходили для такой работы. Осторожно и бережно медведи помещали каждый предмет в отдельную витрину. Плюшевые звери выглядели довольно потрепанными; проходя мимо Лукреции Грейв, некоторые ворчали, что пора создать профсоюз.

— Надо проверить, все ли стоит правильно, — объявила Лукреция. — Медведи, конечно, стараются, но в голове-то у них опилки… Классический менеджмент: экономят, на чем только можно. Ты осмотрись пока, дружок, привыкни к месту… И ради всего святого, ничего не трогай!

Лукреция Грейв устремилась к витринам, как буксир под парами, воспитывать медведей. Я промолчал, так как не был еще готов связать ее, бросить на пол, сесть сверху и сидеть, пока не получу ответов на свои вопросы. Да и ни к чему мне увлекаться на самом деле…

Я осмотрелся. Дворец аукционов построили в тринадцатом веке как амбар для хранения церковной десятины, и с тех пор он не слишком изменился. Серые стены были сложены из хорошо пригнанных каменных блоков, скрепленных скорее мастерством каменщика, чем раствором, а вверху красовались голые стропила, теряющиеся в полумраке под коньком крыши. Окна походили на бойницы, а пол представлял собой некрашеные доски, присыпанные опилками. Неуютное помещение освещали голые лампы дневного света: сюда приходят по делу, а не для того, чтобы любоваться интерьером. Во Дворце аукционов излишества ни к чему.