Колдовство в большом городе

Гёрни непринуждённо пожал плечами:

— Точно не знаю. У меня, правда, есть мнение. Мнение — это вроде задницы, есть у всякого. Так вот, я думаю, что твоя мать — королева Маб, первая королева волшебного царства, ещё до Титании. Душенька Титания… Да, я помню Маб. Прекраснее, чем рассвет, могущественнее времён года. Пройдёт по вспышке молнии, станцует на лунном луче, покорит тебя одним взглядом и забудет, пожав плечами. Королева Маб, великолепная и ужасная. Сегодня жители волшебного царства редко о ней вспоминают, но все ещё боятся возвращения… Её аккуратно вычеркнули из всех сказок и тайных книг, заменив на крошку Титанию. Но не все, не все мы забыли королеву Маб.

— Что же случилось?

Гёрни нехорошо улыбнулся:

— Спроси Тэма О'Шентера. Того, кто танцует на собственной могиле. Того, кто гложет вырванное из груди сердце соперника и сжимает в руках его кости. Да, мы тогда относились серьёзно к нашим… сердечным делам. И страсти у нас были не такие мелкие, как нынче, и трагедии настоящие. У таких, как мы, смерть не стояла за плечами. Судьба и Предназначение — вот наша история! — Гёрни склонил набок уродливую голову, будто прислушиваясь. — Помню, как обитатели волшебного царства покидали миры людей, когда стало ясно, что холодное железо победит, а города и цивилизация возобладают окончательно. Ушли, спрятались от солнечных лучей в скрытом от глаз тайном мире. Вот так. Я упустил свой шанс: не пошёл с ними. Мне предлагали! С волшебным царством у Гёрни всегда было больше общего, чем с чумазым человечеством. Надо, надо было уходить, но я остался, чтобы бороться, и проиграл — мир переменился до неузнаваемости и нет в нём теперь для меня места. Гёрни-охотник перед вами, на дне и среди отверженных, это его епитимья.

— За что? — прошептала Сладкая Отрава.

Не сводя с меня глаз, он забрался обратно в коробку.

— Спрашивайте Владыку Терний. А теперь убирайтесь, или я убью вас всех!

Мы повернулись и пошли прочь. Было слышно, как падший бог плачет. Пора идти. Здесь мы больше ничего не узнаем… Куда опять делся Безумец?..

— Наш следующий шаг? — спросил я. — Принимаются любые предложения.

— К Владыке Терний? — предположил Грешник. Я поморщился, и не я один: Сладкая Отрава тоже не обрадовалась.

— Не раньше чем испробуем все другие пути. Я говорю совершенно серьёзно: Владыка Терний — наше самое последнее средство. Его даже Уокер побаивается, и на то есть веские причины. Зачем самим лезть в пекло?

— Гёрни сказал…

— Не стану спорить. Следующее предложение?

— Ладно, а как насчёт Плакальщика? — спросил Грешник.

Тут я не поморщился, но содрогнулся:

— Да зачем нам сдался этот сумасшедший монстр?

— Затем, что Гёрни сослался на старейших, — упорствовал Грешник, — а Плакальщик старше всех, кого я когда-либо знал.

— Логично, — согласился я. — Вопрос только в том, как к нему подойти. Захочет ли он говорить? На Тёмной Стороне не станешь старейшим из Могущественных за счёт дружелюбия и контактности. А сегодня никто не способен даже определить нынешнюю природу этого существа, ясно только, что Плакальщик перенасыщен магией смерти, и на этой почве у него съехала крыша. Мне даже его имя произносить вслух не хочется: вдруг подслушивает? Он ведь может оказаться демоном или номадой, а то и настоящим оборотнем. Никто не знает… А вот слава пожирателя душ за ним есть.

Грешник, похоже, не испугался:

— Прежде всего, он старше Гёрни, и это главное. Если кому-то известно, сколько времени существует Тёмная Сторона, я бы поставил на Плакальщика.

— Очень мило. Значит, мы просто заявимся в гости без приглашения и начнём задавать вопросы…

— Можешь спрятаться за моей спиной, не возражаю, — предложил Грешник. — Так или иначе, решать тебе, Джон. Вопрос только в том, насколько тебе это нужно. Настолько, чтобы лезть в логово Могущественного и Владыки?..

— В конце концов, не впервой… — начал я.

— Ребята, — перебила Сладкая Отрава, — у нас, по-моему, проблемы с Безумцем.

Я оглянулся. Безумец танцевал среди убожества Крысиных аллей. Следы его расцветали яркими цветами, пробивавшимися между булыжников мостовой и сквозь трещины в чёрной от грязи кирпичной кладке. Он остановился и поклонился; под ногами у него тут же забил ключ. Один из бродяг, зачерпнув жидкость жестяной кружкой, попробовал и радостно объявил:

— Это виски!

Бездомные окружили Безумца плотной толпой, требуя еды, питья, тепла, света и дворцов. Они хватали его за одежду и за руки, они кричали все громче и настойчивее, в голосах зазвучала угроза. Поздно очнувшись, Безумец попробовал вырваться. Я хотел было пробиться к нему, но куда там… Я кричал, пугал людей своим именем, но они уже ослепли и оглохли. Упорствовать мне, впрочем, пришлось недолго: заявив о себе холодным потом и сердечной тоской, накрыло предчувствие чего-то очень скверного.