Колдун для акул (СИ)

— Стоило кому-то филеру, что я пропустила пару-другую рюмашек, и ко мне тут же приставили дуэнью! — прохныкала женщина. — В чем дело, а? Сколько мне пить — это мое личное дело. И не тебе учить меня и затыкать мне рот. О чем хочу, о том и говорю.

Матрос молча вышел, женщина стояла у противоположной койки, пьяно покачиваясь. На ней были великоватые ей брюки, рубашка с чужого плеча и матерчатые шлепанцы. На первый взгляд, перебрала она здорово, продолжая при этом выглядеть привлекательной. У неё были мягкие светло-русые волосы, немного взъерошенные, и прозрачно-голубые, как у ребенка, чуть покрасневшие глаза. Руки неловко поднялись, пытаясь пригладить волосы, в то время как глаза изучали лицо Алекса. Она смотрела на него так пристально и долго, что он уже хотел начать объяснения, кто он и почему здесь, но сказал только:

— Привет, я тоже лечусь у доктора.

— Кто… Кто вы такой?

— Алекс Ромишев.

— Что… Что вам от меня нужно? — Голос её звучал уже трезвее.

— Я тоже пациент.

Она по-прежнему не спускала с него глаз. Таких голубых, что они выглядели бы естественными только у куклы. Но тут Алекс заметил ещё кое-что: пластмассовый стакан, прятавшийся у неё за спиной. Он был почти до самого края заполнен и явно не водой. Внезапно она наклонила голову, залпом осушила его и отшвырнула в сторону. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться. Потом она ухмыльнулась:

— Пациент? Вот славно… Почему все…

Но тут глаза ее закатились, и она рухнула на койку, как срубленное дерево. Алекс в тревоге нагнулся над ней, но она спокойно и ровно дышала: спала. Даже тусклый свет лампочки оказался безжалостен к ней, когда она лежала, раскинувшись и открыв рот.

Алекс вздохнул, выпил молоко, растянулся на своей койке и тоже заснул. Во сне ему казалось, что он по-прежнему плывет на своем "плоту" посреди моря, размахивает тряпкой, чтобы его заметили, а вокруг него ходит голодная акула и стонет. В следующий момент он проснулся весь в поту. В каюте было удушающе жарко.

Сощурился на простертую на противоположной койке пациентку. Жалкое было зрелище. Скулы проступили сквозь обтянувшую их кожу. Глаза поблекли, запали. Густые светлые волосы разметались по подушке. Раньше, наверное, были пышными и пушистыми, но теперь сделались влажными от пота и свалялись.

Женщина повернула голову и посмотрела на него.

— Плохо мне, — пожаловалась она еле слышно.

— То есть?

— Плохо… но это не важно. Почему все несчастья на меня одну?

— Какая несправедливость, — невольно усмехнулся Алекс.

Вздрогнув, женщина пробормотала:

— Вы жестоки. Циничны. Поделом же мне, связалась с вами. Но я не привыкла болеть. Чудовищное ощущение. Почему все несчастья на меня одну?

— Что? — Алексу пришло в голову, что она еще не протрезвела.

— Вам бы только насмехаться! А если бы я пошла на дно вместе с этой паршивой яхтой, что бы вы тогда делали? Почему все несчастья на меня одну?

Она явно была не в себе и видела на месте Алекса кого-то другого, кому упорно жаловалась на свою судьбу. Он уже собирался позвать кого-нибудь и попросить привести доктора, уже поднимался с койки, сочувственно бормоча дурацкие утешения:

— Пусть это будут последние несчастья в вашей жизни. Я сейчас позо…

Но её следующие слова поразили его.

— Аминь, зануда. Почему я должна была десять раз драть горло, чтобы ты ответил? — она вялым жестом засунула руку за пазуху, вытащила какой-то маленький сверток, завернутый в пластик, и посмотрела на Алекса:

— Ну что ты стоишь, как столб, иди сюда. Видишь, я ослабевшая жертва кораблекрушения. Эти зануды положили мне свинину с бобами, жестяные банки — она пьяно хохотнула. — Ты когда-нибудь пробовал неразогретую свинину с бобами в закрытой банке? Хорошо еще, что у меня был нож.

— Свинина? — переспросил Алекс.

— Какого дьявола ты блеешь? Забирай! У меня застывает сердце… сердце совсем холодное… — её жалобный голос заставил его опомниться: пьяна она или нет, но ей явно не по себе, хотя вслед ему пробормотала:

— Добудь бутылку нормального джина, милый зануда.

Он вышел в коридор и позвал:

— Эй, кто-нибудь, позовите доктора!

Ответа не было, тускло горели лампы на потолке, слышался приглушенный шум двигателей. Он прошёл дальше, постучал в какую-то дверь, никто не отвечал, дверь не поддавалась. Он поднял голову к трапу наверх:

— Э-эй! Позовите доктора!

— Что? Кто кричит? — ответили сверху.

— Больной женщине плохо, где доктор? Дукловиц его фамилия!

— Сейчас позову.

Алекс вернулся в каюту и обнаружил, что женщина встала с койки и, улыбаясь ему, идёт к двери. Не успел он подумать, что у нее странная улыбка, как она пошатнулась. Он подхватил её на лету и держал, глядя, как она судорожно пытается поймать ртом воздух, но тщетно… В следующий миг она умерла у него на руках.

Положив ее на койку, он глубоко вздохнул, машинально сунул сверточек в карман шорт, опустился на колени и осмотрел беднягу. Насколько мог судить после краткого обследования, ничего особенного с ней не было, за исключением того, что она умерла. То есть, выглядела она, конечно, неважно, как большинство вдрызг пьяных особ, но с важным отличием: она была мертва.