Колдун с Неглинки

С потрохами, правда, в ближайших продуктовых оказалось не очень. Он кружил по району, и на вопрос о внутреннем состоянии кур везде отвечали одинаково — смешком. Пришлось набрать по отдельности: саму курицу, печень и сердечки. Возле бабкиного дома даже лапы отхватил. Заплатил родительскими деньгами.

Злясь, что приходится так ерундово тратить время, Мирон поднялся в бабкину квартиру. Правда, Калерия отчего-то скривила тонкие губы и подолгу вглядывалась в каждую покупку. Срок годности проверяет, догадался он. Какая, к черту, разница, если все равно в жертву?

На плите уже бурлила вода. Калерия кинула туда пару лавровых листочков, сдобрила перцем-горошком и опустила обмытую тушку. Оставшиеся части курицы отправились в морозилку, под завязку забитую красной икрой.

— А, — сказал Мирон. — Так это суп, что ли?

— Супь, — подтвердила она. Перед его носом возникла миска, полная черной от земли картошки. — Чисть пока. — И укатилась в комнату.

Мирон начал чистить. В отбросах оставалось больше, чем на клубнях, но о качестве речи не шло, так что справился он быстро. Сполоснул руки, вытер их о джинсы. Крикнул: «Готово!»

Калерия пришла, посмотрела, снова вся скривилась — так себе, значит, работа. Кисло спросила:

— Дома-то чего делаешь? По хозяйству умеешь?

Мирон с готовностью замотал головой:

— Учусь я. Учусь, ясно? Устаю, только за компом отдыхаю.

— «За компом», — передразнила она. — Ладно, на первых порах приму. С условием…

Выловила из кастрюли одну картофелину, оглядела ее со всех сторон и бросила обратно.

— Звать как?

— Мирон.

— Ох ты ж! — Мирон пожал плечами, имя как имя. — Приму с условием: завтра снова ко мне придешь. Тяжело стало, я одна на весь Ленинский район, а дел не убавляется. Обманешь, не придешь — так и я тебя обману. Скажу, мало пожертвовал, и с тебя убудет, ясно?

— Ясно, — сказал Мирон, хотя ясно не было. — А чего я пожертвовал?

— Добро! Доброе дело сделал, чем тебе не жертвочка? Была ноша моя — Мирон пришел, себе взял, — отчетливо произнесла Калерия. — Взял-взял, иди. Завтра сочтемся.

В недоумении он вышел на улицу, сел на скамью. Вытянул перед собой ладонь. Курицу купить и картошки начистить — так вот она, ведьмина жертвочка? Знай он заранее, нарубил бы ей дров и воды притащил — или что там еще по хозяйству у ведьм? И бабушка бы не… Ладно. А могла и наврать! Сидит там без пенсии и без кур — а просить стыдно. Мирон просто удачно под руку подвернулся. Но глубоко внутри он знал: нет, не наврала, хоть и не объяснила ничего толком. «Ты мне — я тебе» — как-то так у них все и устроено. Жертва добрыми делами… Пожалуй, в этом был смысл.

— Позвони, — сказал он ладони и подождал, пока в заднем кармане вжикнет телефон.

— Мира! — говорила Алиса, запыхавшись. — Я забыла про духовку, скажи, что моя мама тебе позвонила и ты ее выключил!

— Да, — ответил он, и тут наконец попустило.

Слишком много. Слишком для него одного. Рука, бабушкина болезнь, телефон, а теперь еще и Алиса. Он устал. Его жизнь куда-то делась — всего за несколько дней ее подменили чужой. Он знать не знал про этот двор и дом, а теперь бывает здесь чаще, чем в школе. Его оторвали от друзей и дали взамен Калерию с курицей наперевес. Еще никогда Мирону не было настолько одиноко, как сейчас, на этой лавочке.

— …Прямо напротив нашего дома, представляешь? — оказывается, продолжала Алиса. — Сбили и уехали, вот что за люди? Я все бросила и побежала. Хорошо, Катя вышла — одна бы я точно не справилась. Мы положили ее в Катину машину и поехали в ветеринарку, там срочная операция… Обзванивали приюты: нельзя же ее потом обратно на улицу…

— Кого «ее»? — механически спросил Мирон. Смысл Алисиных слов от него ускользал.

— Говорю же — собаку! Ты меня вообще слушаешь? Я просто забыла перезвонить, я… Только недавно вернулась. Устала страшно. Давай завтра позанимаемся, ладно?

— Завтра я занят, — сказал Мирон и сбросил.

А потом еще долго сидел возле бабкиного дома и просто смотрел в небо.

* * *

Суп оказался ничего. Жирный, золотистый. Готовить Мирон не умел, а жрать чипсы и переплачивать за пиццу только поначалу казалось удачной идеей. Деньги как-то сразу стали таять быстрее, чем он рассчитывал. Так что суп оказался в тему. Сначала Мирон приглядывался: искал тараканов или грязь, а потом забил. Тем более что ничего мерзкого в квартире не оказалось, кроме разве что трубки, которой Калерия то и дело дымила, но и с ней Мирон свыкся, как свыкаются с морозом в феврале и летним зноем.

Бабка ничем особенным не грузила, — пока он тер полы и снимал с потолка паутину тряпкой, намотанной на швабру, Калерия посиживала в кресле и вязала, даже не глядя на спицы. Зато с Мирона глаз не сводила и тыкала пальцем то в пол, то в потолок, чем жутко его бесила.

— Что за «шорные»? — спросил он, просто чтобы не заснуть от монотонной работы.

— Шорные-дозорные. — От ее манеры выражаться у Мирона ломило в висках. — Следим.

— За чем?

— За всем тут следим. Нас вон сколько. Следим за тем, что делается, и за тем, что будет. Чтоб все тихо было, тихо… Ведро убери и ногой в него не наступи.

Ощущение безумия сгущалось.

— Ну а я вам зачем?