Колечко на память…

Открываем. Заходим. Ни пса не видно. Выключатель на стенке нащупываю – щелк – да будет свет! И свет стал. Не, не яркий– лампочка под самым потолком махонькая, свечей на 25 – не боле. Пейзаж такой – в комнатку эту всю мебель ненужную для свадебного гуляния поместили, чтоб под ногами не мешалась, знаете ли. Гостей-то много понаехало. Особенно – со стороны жениха. А комнаты не резиновые. Вот и стоят кресла, серванты и пуфики здесь в живописном беспорядке. А в самом центре композиции… Батюшки светы!

Точнее, матушки – Света! Подруга Ленкина с параллельного потока. Известная своим легким нравом и вулканическим темпераментом. Все еще удивлялись – как же две такие разные девушки общий язык находят. Ну да противоположности, говорят, притягиваются. И вот стоит эта самая Светка, на пуфике, в классической коленно-локтевой, с подолом кверху закинутым. Алая атласная лента через плечо все еще присутствует – она ж свидетельница Ленкина! И находится в том состоянии, когда окружающая действительность для женщины имеет уже глубоко второстепенное значение.

Ненужные ультрамодные колготки стального цвета валяются бесформенной жалкой тряпочкой на тумбочке сбоку.

А сзади, удобно пристроившись между гостеприимно разведенных голеней – стоит довольный жизнью, широкой хмельной улыбкой озаряя сумрак, красавчик Паша. Точнее, он не совсем стоит. А очень даже неслабо двигается. И от этих его кинетических проявлений мерно позвякивает посуда в серванте. И раскачиваются кисти скатерти, рисуя сложный геометрический узор, хаотично соприкасаясь с пыльным полом.

И подпрыгивают двумя упругими мячиками Светкины грудки, заботливо стянутые красным кружевным лифчиком.

Паша двигается в ней глубоко и мощно. И с каждым молодецким толчком Светкина челка взлетает вверх, на секунду приоткрывая ее глаза – с закатившимися от наслаждения зрачками. Такое я видел прежде лишь раз. Все зрелище захватывает, как захватывает внимание кролика удав, раскинувший в траве свои кольца. Животное, первобытное соитие двух молодых здоровых тел, объединенных общей похотью, и не обращающих внимания ни на какие условности, завораживает. Кажется, вокруг тел любовников образуется мистическая чувственная воронка, затягивающая зрителей все глубже и глубже в себя. Заставляя подчиниться царящим в ней ритму и правилам…

"Что? Что с ним случилось?" – обеспокоенный крик нашей сокурсницы, протискивающейся сквозь толпу, вывел нас из гипнотического транса. Мы с Серегой не сговариваясь молча встаем плечом к плечу. Загораживая широкими спинами то, что невесте видеть совсем ни к чему.

Но не тут – то было – мои 115 и Серегины 95 килограммов были отброшены с пути стремительно и бескомпромиссно. Так прорвавшая плотину река сметает снопы сена с поля.

Наши плечи вновь смыкаются за проскользнувшей в помещение Ленкой. Не получилось предотвратить катастрофу, так хоть занавесом послужим. Такой спектакль предполагает камерный, а отнюдь не публичный характер. Немая сцена длится с полминуты. Причем древнейшее парное действие не прерывается ни на миг. А с Пашиного лица так и не сходит блаженная улыбка идиота. Вот в эту ухмыляющуюся рожу и попадает обручальное Ленкино кольцо, которое она швыряет с порога, прежде чем убежать отсюда. Золотой обруч отлетает в стекло серванта, с хрустом оставляет трещинку на маленьком зеркальце, возлежащем на тумбочке, и скачет по алюминиевым ступеням стремянки, отзываясь при каждом столкновении с металлом звонко и чисто.

Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь…

Так и осталось Ленкино короткое замужество у меня в памяти – подпрыгивающим с хрустальным звоном колечком. И еще Ленкиным надрывным всхлипыванием. И скороговоркой Павлушиных родителей, пытающих остановить рыдающую невесту: "Ну Лена, Лена, Леночка …ну не надо ж так… ну… ну он же больше не будет!" И песенкой Овсиенко, прорывающейся из далеких динамиков – «Колечко на память, колечко…"