Колесники

– Правильно. Хотя в данном случае это слово не Дхарма, которое мы должны распространять. Много раз я действовал во имя других, Нагарджуна, и много раз ко мне возвращалась радость. Но иногда – очень редко – я почти сомневался в совете Большой Птицы.

Заявление привело Нагарджуну в замешательство: Кукушка не мог сомневаться в Источнике Всеобщей Мудрости!

– В нескольких случаях, мой Дрозд, мне приходилось действовать во имя других – а радость ко мне не возвращалась. Как такое могло быть?

Монах огляделся по сторонам в отчаянии, будто подбирая слова.

– Ну, наверное, потому что радость была временно недоступна вам, гуру?

– Ты сказал хорошо, и пусть будет так. Хотя, возможно ли, что священные заповеди толкуют об общих местах и опускают исключения… Пусть будет так, время пришло, чтобы действовать от имени других, и я спрашиваю, готов ли ты действовать от имени других?

– Каково бы ни было задание, гуру, я к нему готов.

– Нет сомнений, что моя радость должна в конечном счете вернуться ко мне. – Старый лама шагнул к молодому монаху и возложил руки ему на плечи, поскольку тот опустился на колени перед Учителем. – Задание жизненно важное и опасное. Столь опасное, сын мой, что, боюсь, ты не сможешь вернуться, даже если тебе будет сопутствовать удача. Ты все еще рвешься выполнить задание?

Нагарджуна не колебался ни секунды. Он посвятил всю жизнь надежде свершить что-либо подобное.

– Рождение – всего лишь рождение мечты, так же как и смерть – всего лишь смерть мечты. Гуру, что бы мне ни предстояло, я выполню это с радостью.

– А вот я с большой печалью воспринимаю твое согласие. Однако не могу ничего поделать, у меня нет выбора. Требуется доброволец, который преуспел в пилотировании маленьких крейсеров. Мне говорили, что ты лучший пилот из всех, кто у нас есть. Это верно?

Джарамарана! Комета Смерти!.. Нагарджуна знал, что самовосхваление не лучшая добродетель, и подбирал слова с осторожностью. И лучший из лучших может дать осечку.

– Гуру, каждый пилот думает, что он лучший, так необходимо для самоуспокоения. И я – не исключение.

– Белая Куропатка высоко оценивает твое мастерство. – Это была новость для Нагарджуны, которого все время критиковал едкий, пожилой лама, известный под именем, упомянутым Кукушкой.

Верховный Лама стал цитировать:

Наши повседневные страсти выпрыгивают из злых дел нашего прошлого, Наши мысли провоцируются разнообразными явлениями, Все – подобны деревьям осенью, облакам в небе. Заблуждение думать, что они постоянны.

– Нагарджуна, мой Дрозд, мой сын, мой лучший пилот – твоя задача такова, что выполнишь ли ее или потерпишь неудачу, все равно о ней будут говорить до тех пор, пока люди остаются во Вселенной. Если жаждешь славы, не бери на себя этот груз!

– Я хочу выполнить задачу, – сказал молодой монах, и его голос дрогнул на мгновение, – но лишь из чувства смирения и уважения.

– Возможно, – произнес Кукушка. – Мне остается только поставить задачу. Должен предупредить, что это займет некоторое время, особенно, когда будешь задавать вопросы, так как ты должен…

: После того, как он закончил речь, а монах ушел, Кукушка еще раз взял пластинку с камедью.

Одинго перевела причудливый, искаженный рассказ, миф о богах, демонах и мстительных солнцах, похожий на тот, который она будто бы нашла внутри Сфинкса, и позднее украденный презренным человеком по имени Дэнсмур… Оба рассказа пересекались, дополняли друг друга и все же частенько противоречили друг другу.

Кукушка думал, что знает почему. Пруденс не видела изображения, которое вырезано рядом с текстом. Возможно, это предшественник солнечного диска с рогами – символа египетской богини Хатор, которая охраняла проход между этим миром и следующим. Но в иероглифе рога были перевернуты, чтобы образовать поверхностную дугу, а диск не был солнечным, это поясняли слабые веретенообразные строки, нацарапанные рядом. На первый взгляд они казались бессмысленными, но если их вернуть в исходное положение, нетрудно интерпретировать их как грубые очертания… побережья Западной Африки – справа. И убедительное представление обеих Америк – Северной и Южной – слева.

Этого уже достаточно, чтобы прибавить к археологии минимум пять столетий. А что еще более замечательно, так это место, где нашли пластинку. И снова Одинго ничего об этом не сказали. Прервав воспоминания, Кукушка спрятал реликт в ящик. Возможно, позже он найдет время для предположений. Сначала нужно подготовить все для Нагарджуны.