Колесницы судьбы

– Варя вышла в отставку.

– Ты спишь с пенсионеркой? Ей что, шестьдесят лет?

– Она моя ровесница, но свое отработала.

– Бедняга! Значит, тебе приходится ишачить за двоих.

– А как ты, как дети? – переменил он тему.

– Коле двенадцать, Тане восемь. Иногда балуются, иногда радуют. Вообще дети большая отрада, несмотря ни на что, – жаль, что ты ее лишен.

– А с кем ты, Наталья, сейчас живешь? – «Я помню, что дети у тебя от разных мужей».

– Пойдем плащи вон в то окошечко сдадим, там всегда народу меньше… Да, я встречаюсь временами, ничего серьезного, для здоровья… Поведешь меня в буфет? Если да, не шикуй, я знаю, ты мальчик широкий, французское шампанское потребуешь, но оно тут тридцать тысяч бутылка. Бери «Абрау», оно в шесть раз дешевле, а если не допьем, попросим сохранить для антракта. И тарталетку с икрой мне возьми – с красной, не черной.

Потом, за шампанским Данилов, как положено, расспросил о родителях – бывшем тесте и теще.

– Они уехали. Максим Петрович по-прежнему в «Американском радио» трудится, но оно, как стало вдруг известно, порочит нашу славную действительность, поэтому с недавних пор в Праге. Маменька за папахеном последовала, как ниточка за иголочкой или декабристка, – но злится, конечно, что от внуков далеко. И пришлось бросить свою обожаемую работу, хотя и там втихаря практикует среди русскоязычных.

Как ни удивительно, современный балет Данилову понравился. Постановщики перенесли действие в советскую действительность, в двадцатый век. Аркадина стала примой-балериной, Тригорин – ее партнером. Треплев с колхозными парубками и Ниной Заречной ставят «Чайку» в современном духе. Следует самосожжение Треплева внутри трактора «Беларусь»… Но отточенные движения балетных придавали действию оттенок совершенства, и даже современная музыка Данилова не раздражала.

В антракте бывшая жена щебетала, сравнивая Лантратова, который танцевал сейчас, и Цвирко, которого она видела в другом составе, и безоговорочно восхищаясь первым.

– Ах, Данилов! – вдруг воскликнула она, перебравши шампанского. – Какой же ты дурак, что меня бросил! Ходили бы с тобой в Большой, детишек растили!

– Я тебя бросил? Не ты ли от меня сбежала к этому, как его…

– Ах, ты Зюкова-Батырева припомнил? Но я ж вернулась! К тебе! И вообще, то было мимолетное увлечение, мог бы простить и забыть!

О деле поговорили, только когда спектакль кончился.

Наташа давным-давно переехала из беспонтового Бескудникова на центровую «Третьяковскую», и Данилов вызвался проводить ее до «Китай-города».

– Буду рада с тобой прогуляться. А там одна остановка, и я дома.

По пути к метро он подробно, ясно и просто изложил звезде новостного «Телеграма» свою идею и просьбу.

Нарышкина с ходу ухватила самую суть. Минуту подумала и решительно резюмировала:

– Я тоже Козлова очень не люблю. С тех пор еще, как он двадцать лет назад над тобой измывался. Но пока он жив и в силе, ни я, ни кто другой подобный материал, как ты понимаешь, ни за что не опубликует. Давай так. Ты мне текст передашь, но на условиях эмбарго. Я его никому не показываю, о нем ни единая душа на свете знать не будет. И если… – Она поправилась: – И как только с ним будет покончено, ты звонишь мне и говоришь: он сдох! Я немедленно нажимаю на кнопочку «опубликовать», и в тот самый миг миллион с лихвой моих подписчиков, да и все прогрессивное человечество, видят на моем канале означенную тобой инфу.

– Идет, – немедленно согласился Данилов. На самом деле он ждал чего-то подобного и ни на что большее не претендовал.

Они дошли до «Китай-города» и разошлись по разным платформам: ей к югу, на «Новокузнецкую», ему – на север, до «ВДНХ», а потом пешочком на Рижский проезд.

– Жду от тебя материал, – напомнила Нарышкина и лукаво спросила: – Не хочешь поцеловать меня на прощание столь же жарко, как в молодости? Помнишь, в Тель-Авиве, в Бат-Яме, ты меня на пляже в первый раз целовал?

– Прости за банальность, но я люблю другую.

– Ну и катись к своей чекистке, – беззлобно молвила она и двинула острым кулачком в плечо.

В тот самый день, в понедельник, Варя с Даниловым словно ролями поменялись – относительно последнего времени.

С утра Алексей отсыпался после поездки в Пермь, а она сызнова отправилась на свое бывшее рабочее место – в штаб-квартиру комиссии, в Вешняках.

Опять ехала с «Маленковской» на электричке, только в этот раз буднично заполненной. Добралась до Ярославского, по длинному и скучному переходу под Комсомольской площадью перешла на Казанский и там до Вешняков, против обычного тока рабочего люда, – удалось в вагоне даже сесть.

Временами ей приходило на ум, что у Данилова, черт возьми, сегодня натуральнейшее свидание, с посещением театра, да не простого, а Большого, и с кем – с бывшей! И хоть для дела эта встреча предназначалась и Варя сама ее санкционировала – все равно временами такая злоба накатывала, что хотелось этой гадине Нарышкиной голову оторвать, а Данилова попросту придушить.