Коллапс. Гибель Советского Союза

Язов вернулся в свой кабинет в здании Генштаба. Нервы у него были на пределе. Он ждал плохих вестей, и они не замедлили последовать. Колонна БТР Второй Таманской дивизии, выполнявшая приказ об обеспечении комендантского часа, столкнулась с засадой, устроенной молодыми людьми, некоторые из которых были ветеранами афганской войны. Из опрокинутых троллейбусов они соорудили в подземном туннеле баррикаду и заблокировали движение колонны. Стали забрасывать БТРы бутылками с зажигательной смесью и набрасывали на смотровые окна куски материи. Молодые солдаты, напуганные и дезориентированные, открыли огонь. В свалке трое молодых москвичей были убиты. Двенадцать человек, включая нескольких солдат, были ранены[1057].

Владислав Ачалов доложил Язову об инциденте, добавив, что милиция и ОМОН полностью исчезли с городских улиц, оставив армию без поддержки. Для Язова это стало последней каплей. Он снял галстук, расстегнул рубашку и крикнул Ачалову: «Дай команду “Стой!”». Это означало, что войска должны замереть на своих позициях, ничего не делать и не выполнять никаких других команд. Язов позвонил в Моссовет — он хотел, чтобы городские власти помогли убрать баррикады, очистить путь для вывода танков и БТРов. Затем позвонил Крючкову и сказал, что армия участвовать в операции не будет. Вместо себя Язов отправил на совещание в КГБ Ачалова и Варенникова[1058].

В Белом доме тем временем продолжали ожидать самого худшего. В три часа ночи Бурбулис по правительственной линии связи позвонил Крючкову. Шеф КГБ ответил: «Можете спать спокойно». Ставший свидетелем этого разговора Гайдар был потрясен: один человек идет убивать другого, и тем не менее пока что они спокойно говорят друг с другом по телефону, как два правительственных чиновника[1059]

. Через два часа по приказу Язова военный комендант Москвы отменил комендантский час. После этого Язов открыл заседание коллегии Генштаба и министерства обороны и приказал вывести войска из Москвы. Встречаться с остальными членами ГКЧП он отказался. Крючков, Бакланов и Шенин ринулись к нему в надежде заставить изменить решение. «Крючков призывал продолжать действовать, — рассказывал Язов следствию. — Он говорил, что не все еще потеряно — нужно вести какую-то “вязкую борьбу”. Я так и не понял, что он имел в виду». Когда же кто-то из делегации обвинил Язова в трусости и предательстве, тот ответил: «Что же, мы это все затеяли, чтобы стрелять?»[1060]

Позднее, когда Ельцину уже не нужно было приукрашивать августовские события в своих политических целях, он характеризовал членов ГКЧП как «самых обычных, средних советских людей», а вовсе не как безжалостных циников и тоталитарных деспотов. Он даже признал за ними уважение к человеческой жизни и законности — именно поэтому они уступили и потеряли власть[1061]. В октябре 1993 года, во время конституционного кризиса в Москве, Ельцин повел себя иначе — приказал открыть огонь из танковых орудий по зданию противостоявшего ему российского парламента, арестовал своих политических оппонентов и остался у власти еще на шесть лет.

Крючков и его соратники по хунте запустили чрезвычайное положение без какого бы то ни было ясного плана и реалистичной экономической программы и, главное, без решимости подавить сопротивление любыми средствами. Трагедия разрешилась фарсом — в припадке морального коллапса путчисты решили покаяться. Язов, главной своей задачей считавший сохранение армии, вознамерился отправиться к Горбачеву просить прощения. Министр внутренних дел Борис Пуго оказался единственным из всех членов хунты, до конца игравшим по правилам — их с женой нашли мертвыми, рядом лежали пистолет и предсмертная записка: «Совершил совершенно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению»[1062]

. Это был парафраз знаменитых слов: «Это хуже, чем преступление, это ошибка», которыми французский политик в 1809 году прокомментировал убийство Наполеоном своего врага-аристократа — да, это было преступление, но такое, которым император нажил себе еще больше врагов.

Некоторые очевидцы в государственном аппарате характеризовали случившееся 21 августа как «политический распад». Заговорщики достигли результата, предсказать который не мог никто, — полной капитуляции центральных структур исполнительной власти. Бездарно сляпанное чрезвычайное положение предоставило Ельцину, его последователям и союзникам-демократам историческую возможность взять в свои руки рычаги исполнительной власти от имени Горбачева и во имя конституционного порядка. Немыслимое стало неизбежным. И это означало политическую смерть Советского Союза.

СПАСТИ ГОРБИ