Коллапс. Гибель Советского Союза

4 марта 1990 года в ходе выборов народных депутатов РСФСР Ельцин провел избирательную кампанию на Урале в родном Свердловске и победил с 70-процентным большинством. Сразу после этого он отправился в турне по Западной Европе. В Испании, Италии, Великобритании и Франции его принимали с осторожным любопытством, как демагога-националиста без позитивной программы. В Париже Ельцин был приглашен на популярное ток-шоу, в котором его оппонентом выступил русский философ Александр Зиновьев. Высланный из СССР в 1970-х годах, Зиновьев только что опубликовал книгу «Катастройка» — острую сатиру на горбачевские реформы[287]. Русский диссидент раскритиковал Ельцина как популиста и демагога. В ответ на рассуждения Ельцина о том, что многопартийная система в России принесет социальную справедливость, Зиновьев возразил: «Вы можете допустить в Советском Союзе тысячу партий — и все они выродятся в политические мафии!» Когда ведущий спросил Ельцина, каким ему видится будущее СССР, тот сказал, что народ выберет более молодых и энергичных лидеров, которые смогут все исправить, но «без сверхсильной власти». Зиновьев на это заметил, что русский народ уже брал власть в свои руки в 1917 году, но это лишь привело к диктатуре Сталина. Ельцин, говорил Зиновьев, уничтожит СССР, и Запад будет ему аплодировать. Пройдет несколько лет, и российское общество скатится к авторитаризму, а люди станут ностальгировать по «золотому веку» Брежнева. Ведущий поинтересовался, хочет ли Ельцин сменить Горбачева на посту президента СССР. Тот с ухмылкой ответил: «Нет. Будущее принадлежит России»

[288]. Ельцин остался верен своим словам, но и приговор Зиновьева оказался пророческим.

ПРЕЗИДЕНТСТВО ГОРБАЧЕВА

В январе 1990 Горбачев был измотан, но, несмотря на проблемы с экономикой и межнациональные конфликты, считал, что благодаря его реформам Советский Союз уже не вернется к тоталитарному прошлому. Раиса советовала мужу уйти в отставку, опасаясь за его здоровье. Но Горбачев не ушел — ни в 1990-м, ни даже годом позднее. В разговорах с помощниками он говорил, что не держится за власть. Но при этом был убежден, что он и лишь он один способен направить перестройку в нужное русло. Вот только с каждым месяцем ощущение хаоса и кризиса в стране усиливалось[289].

Попытка «гармонизировать» межнациональные отношения, утопическая в своей основе, потерпела фиаско. В декабре 1989 года, несмотря на противодействия и увещевания из Кремля, Коммунистическая партия Литвы объявила о выходе из КПСС и о курсе на полную национальную независимость. Горбачев созвал в Москве партийный пленум, на котором многие гневно требовали силой остановить отделение. Представители ЦК отправились в Литву на переговоры, но вернулись ни с чем. В январе 1990-го Горбачев сам полетел в Прибалтику, чтобы лично обратиться к «здоровым силам». Он обвинил Сталина в том, что тот превратил Советский Союз в тоталитарное унитарное государство, и пригласил прибалтов к участию в подлинном объединении республик в добровольный союз. Выход из существующего Союза допускался только после переговоров. Ирония была в том, что конституция не предусматривала такой процедуры. Горбачев даже соглашался с идеей многопартийного государства. Однако, по словам одного из наблюдателей, все эти предложения «впечатлили зарубежных журналистов гораздо сильнее, чем литовцев». Последние видели только одно — уникальную возможность выйти из СССР[290]

.

Позднее некоторые утверждали, что, предложи Горбачев прибалтам прямо тогда же выход из Союза, он мог бы этим погасить прибалтийский фитиль на пороховой бочке сепаратизма внутри остального Советского Союза[291]. Это очередное интеллектуальное измышление, оторванное от политической и экономической реальности. Главная проблема Горбачева заключалась не в Литве и других прибалтийских республиках, а в русских. Выступая на промышленном предприятии в Вильнюсе, Горбачев в разговоре с рабочими, в большинстве своем — этническими русскими, отметил: некоторые распространяют нелепую идею о том, что «если Россия выделится из Союза, она через четыре года будет самым процветающим в мире государством». В ответ толпа внезапно захлопала, явно одобряя то, что Горбачев считал абсурдным. «Не надо аплодировать, лучше послушайте», — оборвал советский лидер. Его прежняя убежденность рухнула, и он испытывал «гнев и растерянность». В Москву Горбачев вернулся в мрачном расположении духа[292].