Коллапс. Гибель Советского Союза

На публике администрация США говорила другое: возможность американской помощи в будущем стала важным рычагом влияния на советское руководство. Буш, впрочем, решил поручить экспертам МВФ и Всемирного банка подготовить рекомендации для Горбачева. Выгоды такого решения были очевидны — Буш демонстрировал Горбачеву, что ему небезразличны его преобразования в Советском Союзе, и в то же время администрация не несла ответственности за их возможный провал. На саммите в Хьюстоне 9 июля лидеры «Большой семерки» обсудили официальный запрос СССР о выделении средств. Президент Франции Миттеран и премьер-министр Канады Брайан Малруни выступили на стороне Горбачева, но Маргарет Тэтчер и премьер-министр Японии Тосики Кайфу поддержали линию Буша. Главы государств подписали коммюнике, в котором просили МВФ, Всемирный банк и их европейские аналоги «провести исследование советской экономики» с целью ее продвижения к рынку[359].

Позже Буш так суммировал логику западной политики: «Чтобы добиться результатов по широкой американо-советской повестке и по Германии, Советскому Союзу и Горбачеву нужно было сохранить лицо и статус, хотя все вокруг них разваливалось на части — их империя, экономика, а теперь и союз»[360]. На встречах в Шотландии, а затем в Лондоне лидеры НАТО после разговоров с Бушем объявили, что стратегия альянса меняется от сдерживания СССР к сотрудничеству с ним. В Дублине министры иностранных дел ЕЭС объявили о еще одном символическом жесте — «открытых дверях» для взаимодействия с Советским Союзом. Как позднее заключили два члена администрации Буша, это было «наилучшими условиями сделки», которые Запад мог предложить Горбачеву. Больше он дать не мог и не хотел[361]

.

Заявления лидеров «Большой семерки», НАТО и ЕЭС для Горбачева были сделаны как нельзя вовремя. 19 июня 1990 года в Москве открылась учредительная конференция Российской Коммунистической партии, которая стала победой российской партийной номенклатуры, желавшей остановить либерализацию Горбачева и удержаться у власти. 22 июня, в годовщину вторжения Германии в 1941 году, генерал Альберт Макашов, командующий Приволжско-Уральским военным округом, на конференции воззвал к памяти миллионов советских жертв, погибших при освобождении Восточной Европы. Теперь советскую армию изгоняют из этих стран «без боя», заявил он. «Это была репетиция динозавров, разминка неандертальцев перед [партийным] съездом», — с ужасом записал у себя в дневнике либеральный помощник Шеварднадзе Теймураз Степанов. Российские коммунисты избрали главой своей партии Ивана Полозкова из Краснодарского края — его главным достоинством было то, что он был типичным карьерным аппаратчиком, отвергавшим прозападный курс Горбачева и его союз с либеральной интеллигенцией. Затем состоялся Пленум партии, на котором прозвучали еще более оскорбительные нападки на политику Горбачева и угрозы сместить его с поста генерального секретаря[362].

В этот ответственный момент Верховный Совет Литвы поддался давлению Запада. 29 июня он приостановил действие декларации о независимости. После западных деклараций это был для Горбачева еще один луч света в сгущавшемся мраке. Президент СССР немедленно снял с республики экономические санкции.

Двадцать восьмой съезд КПСС, состоявшийся 2–13 июля, был самым необычным партийным собранием в истории партии после смерти Ленина. Накануне съезда Горбачев собрал членов Политбюро на неформальный ужин и попросил их подать заявления об уходе. Он пояснил, что если он сохранит пост генсека после съезда, то хотел бы иметь полную свободу действий и выбрать новое Политбюро. Все, включая непокорного Лигачева, подчинились[363]

. На съезде разгневанные и растерянные функционеры вели себя как армия, преданная своим командованием. Один за другим члены Политбюро представали перед враждебно настроенной аудиторией, чтобы отчитаться о своей деятельности. Рыжкову пришлось выдержать 500 вопросов по экономике, а Шеварднадзе задали пятьдесят вопросов о внешней политике. Его помощник Степанов был на грани нервного срыва. «До перехода к погрому — лишь шаг…» — делился он переживаниями с дневником. В его глазах большинство делегатов «сбилось в стаю, готовую разорвать в клочья каждого, кто против». К счастью для Горбачева, Шеварднадзе и других архитекторов перестройки, «стая» оказалась без вожака. У собравшихся не было ни общей идеологии, ни решительного руководства. Обычная тактика выпускания пара, которую практиковал Горбачев, сработала и на этот раз. Делегаты никого не освистали и не прогнали с трибуны за «предательство». Яковлев даже сорвал аплодисменты своей искусной риторикой. Во время выборов нового состава ЦК делегаты голосовали против всех членов, начиная с буквы «А» и далее по алфавиту. Достигнув конца списка, где находились Шеварднадзе и Яковлев, разгневанная публика внезапно утихла — люди устали снова и снова нажимать одну и ту же красную кнопку. В итоге Горбачев с помощью процедурных уловок сумел сохранить большинство бывших членов Политбюро в новом ЦК[364].