– Выгляни, – дрожащим голосом попросил Серега. – Только осторожненько, чтоб тебя не заметили. И скажи, чего видишь.
Он слабо надеялся, что ему померещилось, а эта парочка со «Скорой» орет просто так. И лают они сами.
Ну вот захотелось этим странным людям таким странным образом поразвлекаться!
Как гласит еще одна народная мудрость – у каждой пташки свои замашки.
Маринка высунулась было в дверь – и в ту же секунду взвизгнула:
– Голова! Голова!
Значит, не померещилось…
– Тише! – зашипел Серега, хватая девчонку за руку.
Впрочем, можно было не беспокоиться. Тем, во дворе, было не до них.
«Врач» и шофер носились по двору больницы, истошно вопя и пытаясь руками и ногами отбиться от того самого рыжего сеттера, которого Серега уже видел.
Конечно, это не очень-то приятно, когда за тобой гоняется разъяренный пес. Но куда хуже, когда за тобой гоняется одна его… голова!
Да, самого пса не было. Голова его, лишенная туловища, лаяла и металась туда-сюда, снова и снова цапая «врача» и шофера за все доступные части тела. Причем она обладала каким-то немыслимым проворством, в один миг оказываясь в разных концах двора, и улизнуть от нее было совершенно невозможно.
Не трогала она только Валентина, который, такое впечатление, вообще не понимал, что здесь происходит.
Он растерянно озирался, пожимал плечами, глядя на прыжки преследуемых и слушая их истошные вопли.
Или он в принципе не боялся кусающихся и лающих собачьих голов, отделенных от тела, или ничего не видел!
«Не может быть! – изумился Серега. – Но мы же все видим! И я, и Малинка, и они, эти субчики-голубчики. А он не видит. Почему?!»
Впрочем, сейчас это было не главное. Куда важнее, что Валентин здесь, что он вернулся, как обещал, и что у него есть машина, на которой можно отсюда смыться.
Пес, вернее голова, им не помешает, он, вернее она, ну, в общем, они оба слишком заняты тем, чтобы побольней цапнуть этих субчиков-голубчиков.
– Вставай! – Серега дернул Малинку за руку. – Бегом давай, ну!
Ребята выскочили на крыльцо.
Валентин их сразу заметил, но Серега приложил палец к губам, чтобы он не крикнул и не привлек внимание «врача» и шофера.
Впрочем, на счастье, у тех были острые проблемы с головой.
Вернее, острозубые проблемы!
Валентин вытаращил глаза при виде Малинки, но тратить время на ахи-охи не стал. Метнулся к своему «Рено», распахнул дверцы, прыгнул за руль.
Малинка ринулась к задней дверце.
Из кармана шаровар выпала рогатка. Серега подхватил ее и заскочил на переднее сиденье.
Хлопнули дверцы, взревел мотор – и «Рено» унесся в ночную тьму, провожаемый воплями субчиков-голубчиков и отчаянным собачьим лаем.
На счастье, путешествие в багажнике длилось минут десять, не больше.
«Серега, Серега, ты где? – непрестанно думал Сапожников. – Если нам удастся спастись до того, как этот чокнутый доктор вскроет контейнер, все будет в порядке. Мы попытаемся найти машину Грушина. Или я позвоню полковнику и скажу, где мы, и тогда он пошлет за нами кого-нибудь … Черт, полковнику-то я не позвоню, его телефон у меня! Ладно, я позвоню кому-нибудь из наших, они ему передадут, а полковник всех на уши поставит и нас выручит! Точно выручит!»
Стараясь не думать о том, что произойдет, если «чокнутый доктор» вскроет контейнер в то время, когда они с Серегой все еще будут оставаться в его власти, Сапожников вылез из багажника остановившегося «Хаммера» и огляделся, потирая ушибленное плечо.
Сапожников и Краев находились перед полуобвалившимся крыльцом старинного двухэтажного дома. Неподалеку стоял изрядно побитый фургончик «Скорой помощи».
А рядом творилось что-то невероятное! Два человека – один с монтировкой в руках, другой в грязно-белом халате, надетом поверх одежды, – метались туда-сюда, подпрыгивая и размахивая руками. При этом они пронзительно орали, а иногда лаяли.
Во всяком случае, лай был отчетливо слышен!
– Что здесь происходит?! – заорал доктор Краев. – Почему вы не на перекрестке?!
В ответ раздалась какая-то околесица про другой «Рено» и другого папашу, про какую-то девчонку, про то, что кто-то смылся, а чья-то голова помешала кого-то задержать. Все эти бессвязные и невразумительные вопли прерывались оглушительным лаем, так что Сапожников ничего не понял.
Зато понял доктор Краев. И, похоже, ему страшно не понравилось то, что он понял, потому что он вдруг вскинул пистолет и несколько раз выстрелил по этим двум нелепым прыгунам.
Стрелял он отменно…
Человек в белом халате упал, сраженный пулей в голову. Следом, уронив монтировку, свалился второй – с простреленной грудью. Однако Краев еще дважды выстрелил в разные стороны, как будто незримая мишень металась туда-сюда. Лай раздавался по-прежнему, хотя и отдалялся.
– Удрал! – в сердцах выкрикнул Краев, опустив наконец пистолет с пустой обоймой. Выхватил из кармана платок, вытер лоб.
Сапожникову показалось, будто что-то белое выскользнуло из кармана куртки Краева, вроде бумажка какая-то, но он тут же забыл об этом. Да и не все ли равно, что там выпало у этого маньяка? Не хватало еще услугу ему оказывать! Да пусть хоть все потеряет, как уже разум потерял!