– Да кто вы такой? – завопила она в своей обычной манере. – Что вы меня пугаете?! А ну, убирайтесь отсюда!
– Только после вас, – любезно ответил ей Ливнев, выходя на открытое пространство.
Яна и Маша, расхрабрившись, последовали за ним. Увидев их, Енькина растерянно заморгала и, прижав лопатку к груди, в страхе отступила назад.
– Здравствуйте, Любовь Федоровна! – громко сказала Маша. – Вижу, вы тут времени зря не теряете.
Любовь Федоровна ничего не ответила, потому что человек в черном, завозившись, начал подниматься на ноги, заставив ее попятиться. Пыляев, который по-прежнему держал его под прицелом, подошел еще ближе.
– Не делай глупостей, сынок, – предупредил он вполголоса.
– Павел, кто это? – первой не выдержала Яна.
– Да ясно кто, – усмехнулся Ливнев. – Твой гражданский муж. Как видишь, он вполне себе жив. Хотя наверняка сильно расстроен.
– Шапку сними! – приказала Маша командирским тоном. – Покажи личико.
– Вставай, родной, земля сырая, – ласково сказал Ливнев. – Вставай, не стесняйся, здесь все свои.
Он подошел и сам сдернул с распрямившегося наконец Федоренкова шляпу. Тот попытался ему помешать, но его рука отлетела от Павла с таким свистом, что девушки, наблюдавшие эту сцену, непроизвольно охнули.
– Ну ладно, ладно, вы меня поймали, – сказал Федоренков наглым тоном и всех по очереди обвел насмешливым взглядом. Он был совершенно на себя не похож. То есть внешне все тот же Федоренков, но по манере держаться – незнакомец. – Янка, а ты оказалась круче, чем я думал.
– Ты тоже, – пробормотала та. – Какого черта тут вообще происходит?
– Давай руки! – потребовал Ливнев и что-то сделал с Федоренковым такое, отчего тот согнулся пополам.
Павел надел на него самые настоящие наручники и ткнул кулаком между лопаток.
– Можешь опускать ружье, – разрешил он Пыляеву. – Ногами этот тип драться не будет. Иначе он останется хромым на всю жизнь, и он это понимает. Понимаешь? – спросил он у Федоренкова.
Тот хрипло рассмеялся в ответ. Потом повернулся к Енькиной:
– Ну, чего ты вылупилась, сова ты моя? Не узнала, да?
– Юрочка, – неестественно тонким голосом пропищала Енькина, уронив лопатку на землю. – Юрочка, ты как здесь оказался? Ты ждал на этом месте меня, да?
– Да, Любовь Федоровна, – вместо него ответил Ливнев. – Он ждал здесь именно вас. Хотел понаблюдать за тем, как вы будете умирать.
В Коплино приехали, когда было совсем темно, так что появление столь живописной компании прошло незамеченным. Павел затолкал Федоренкова и Енькину в гостевой домик и с Машиной помощью усадил на стулья в общей гостиной. Бобик крутился рядом. Яна, едва войдя, сразу же снова выскочила во двор, не в силах выносить близкого соседства изменившегося до неузнаваемости Федоренкова. Ей хотелось хоть как-то переварить случившееся. Не только плохое, но и хорошее. То, что Ливнев вернулся, было самым важным. Важнее всего.
На крыльце, в теплом квадрате света, падавшем из окна, сидел Пыляев, держа на коленях двустволку. Неля бегала по двору, то появляясь из темноты, то снова исчезая. Как только Яна хлопнула дверью, старик встал и повернулся к ней лицом.
– Значит, вы Яна Макарцева, да? Рад, очень рад с вами познакомиться, – по лицу охотника блуждала сентиментальная улыбка. Он как будто был растроган.
– Василий Корнеевич, да мы с вами уже давно познакомились, – изумилась та.
– Но я рад увидеть вас, так сказать, во плоти.
– Я ничего не поняла, но мне приятно, – рассмеялась Яна. – А откуда вы знаете мою фамилию?
– Так это ж целая история! – воскликнул Пыляев. – Сейчас расскажу… Рассказать?
– Ну конечно! – Яна не хотела лишать его удовольствия рассказать историю, хотя немножко расстроилась, что ей не удалось побыть в одиночестве. Но как только история началась, она мгновенно обо всем позабыла.
– Так вот. Мы с Палычевым дедом были соседями…
– Палыч – это Ливнев?
– Ну да, Пал Палыч Ливнев. Я его всегда Палычем звал, даже когда он маленький был. В общем, как дед помер, Палыч стал наездами у нас бывать. Работать приезжал: когда на два месяца, когда на три. Другие, говорит, на Канарах прячутся, а я, говорит, в Сибири. Мне тут, говорит, думается легче. Подружились мы с ним. В те месяцы, что его не было, я за домом приглядывал. Как он уезжал, я на вахту заступал. Протапливал, пыль сметал и все такое.
– А куда, куда он уезжал? – заинтересовалась Яна.
– Домой к себе, в Москву, – удивился Пыляев.
– Ливнев разве в Москве живет? – оторопело переспросила девушка.
– Про что я и говорю. В Москве живет, а у нас наездами, – покивал Василий Корнеевич.
Яна закрыла глаза и вздохнула. Вот, значит, как. Он просто издевался над Машкой! Надо будет ей рассказать, пусть пошумит, пар выпустит.
– И вот получает он однажды письмо от вашей подруги, а от своей, значит, кузины, – продолжал между тем Василий Корнеевич. – Пришел ко мне с этим письмом, смеется. Говорит, родственница объявилась. Наверняка чего-нибудь от меня хочет. Книжек выслала в качестве гостинца, думает, что я живу тут, в глухомани, лишен удовольствия читать мировую литературу.