Коллекционер

7. Но не иди на компромиссы со своим окружением. Отсекай в себе все, что мешает быть творцом. Если ты вырос среди мещан (а М. и П., как я теперь понимаю, типичные мещане, хоть и смеются над своим мещанским окружением), высвободись из-под их влияния, заставь умолкнуть собственное мещанство. Если ты вырос в рабочей среде, пусть и это на тебя не давит, не стоит у тебя на пути. То же самое относится к любому классу, откуда бы ты ни вышел, ибо ограничивать свое сознание классовой принадлежностью – глупо и примитивно.

(И дело не только во мне. Вот ведь когда друг Луизы, сын шахтера из Уэльса, познакомился с Ч. В., они заспорили, чуть не бросились друг на друга с кулаками, и мы все были против Ч. В. из-за того, что он так презрительно говорил о рабочих, о том, как они живут. Они не люди, а животные, говорил он, потому что вынуждены влачить животное существование. А Дэвид Эванс, побелев и почти утратив дар речи, рычал: не смейте говорить мне, что мой отец – животное и я должен пинками согнать его со своего пути. А Ч. В. ответил, что ни разу в жизни не ударил животное, а вот человека ударить всегда найдется повод. Но люди, вынужденные жить как животные, заслуживают глубочайшего сочувствия. А через некоторое время Дэвид пришел ко мне и признался, что именно тот вечер заставил его изменить свои взгляды.)

8. Относись нетерпимо к политическим играм с проблемой национальной принадлежности. Относись нетерпимо ко всему в политике, в искусстве, в любых других областях, что не является истинным, глубоким, жизненно необходимым. Не трать времени на вещи глупые, тривиальные. Живи всерьез. Не ходи на дурацкие фильмы, даже если тебе этого очень хочется; не читай дешевку в газетах и журналах; не слушай чепухи, звучащей по радио или по телику, не трать жизнь на разговоры ни о чем. Пусть жизнь твоя не будет бесполезной.

Должно быть, мне всегда хотелось жить в соответствии с этими принципами; я смутно верила во все это еще до встречи с ним. Но он заставил меня принять эти взгляды; и мысль о нем заставляет меня испытывать чувство вины, если я нарушаю правила.

И если благодаря ему я поверила, что все это правильно, то, значит, именно он создал мое новое «я», во всяком случае, огромную его часть.

Если бы у меня, как у Золушки, была волшебница крестная… Пожалуйста, сделай Ч. В. на двадцать лет моложе. И пожалуйста, пусть он станет немного привлекательнее внешне!

Как презрительно засмеялся бы он, услышав такое!

Как странно. Я даже чувствую себя немножко виноватой: сегодня у меня легче и радостнее на душе, чем за все время пребывания здесь. Такое чувство, будто все в конце концов образуется, все кончится хорошо. Это потому – отчасти, – что я что-то сделала сегодня утром. Попыталась бежать. Кроме того, Калибан принял навязанные ему условия. То есть теперь ясно, что если он когда-нибудь и набросится на меня, то только если я сама вызову его гнев. Как сегодня. Он иногда способен совершать чудеса самоконтроля.

Я знаю – у меня радостно на душе еще и потому, что почти целый день я была не здесь. Я все время мысленно была с Ч. В. В его мире. Я так много вспомнила. Мне хотелось бы все это записать. С наслаждением купалась в воспоминаниях. В этом подземелье мир Ч. В. кажется особенно реальным, выпуклым, таким живым и прекрасным. Даже его отталкивающие стороны.

Ну и отчасти потому, что я с удовольствием тешила свое тщеславие, вспоминая, что говорил Ч. В. мне и что – другим. Думала, что я все-таки человек особенный. Умный, начинающий разбираться в жизни лучше, чем многие другие в моем возрасте. Даже настолько умный, чтобы не гордиться этим, не тщеславиться, а испытывать чувство глубокой благодарности, счастья (особенно после того, что случилось), что живу на свете, что я – Миранда, что таких, как я, больше нет.

Никому никогда не покажу этих записок. Даже если это все правда, все равно это, несомненно, звучит тщеславно.

Точно так же я никогда не показываю другим, что знаю – я хороша собой; никто даже не догадывался, как я из кожи вон лезла, чтобы не пользоваться этим своим преимуществом: ведь это было бы несправедливо. И я всегда гордо отворачивалась от восхищенных взглядов мужчин, даже самых симпатичных.

Минни. Как-то раз, когда я выражала бурный восторг по поводу ее нового платья (она шла на танцы), она сказала:

– Замолкни. Ты такая хорошенькая, тебе и наряжаться не надо.

А Ч. В. сказал мне: «Ваше лицо может быть всяким».

Жестоко.

21 октября

Заставляю его готовить получше. Запретила кормить меня морожеными продуктами. Очень нужны фрукты, зелень, свежие овощи. Он приготовил бифштекс. Купил осетрину. А вчера я заказала икру. Зло берет: не хватает фантазии придумать, каких еще никогда в жизни не пробованных деликатесов я могу потребовать.

Все-таки я – свинья.

Черная икра – это потрясающе.

Сегодня снова принимала ванну. Он не решился отказать мне. Он, кажется, полагает, что, если «леди» не могут принять ванну, когда им этого хочется, они тут же падают и умирают.