– Эта была фотография молодого мужчины. Смешков спрашивал, не он ли ко мне приходил в тот день, но я ничего не ответил. Я не помню его лица, а наговаривать на человека не хотел.
– А вы сможете описать мужчину с фотографии, которую вам показывал следователь?
Сотников на пару секунд задумался, а затем ответил.
– Наверное, да.
– Отлично. Тогда я позвоню, когда прийти в отделение, чтобы сделать портрет.
Мужчина согласно кивнул.
– И спасибо за уделенное время, – сказала Мила и поднялась со стула.
– Мила Васильевна? – проговорил Юрий Абрамович, когда Мила уже надела кроссовки и натягивала куртку.
– Да?
– Знаете, а я даже рад, что так получилось. Нет, я соболезную вам в смерти вашей матери, просто если бы меня тогда не арестовали, я продолжал бы пить и сдох бы в подворотне, как какая-то бездомная собака. За все то время, что пробыл за решеткой, я осознал свою жизнь. Решил, что, как выйду на свободу, продам старую квартиру, куплю новую и начну жить как нормальный человек.
– И как, получилось сделать то, что планировали?
– Да.
На миг их взгляды встретились, и шестое чувство подсказало Миле, что ни в чем этот мужчина не виноват. Просто в тот момент он стал идеальной мишенью для преступника.
Спустившись по лестнице, они вышли на улицу и, забравшись в машину, долго сидели в тишине, обдумывая все, что недавно услышали.
– Значит, Смешков вел расследование уже не пенсии. Как думаешь, почему? Зачем ему это? – Мила обернулась и посмотрела на Ивана.
– Узнал, что осудил невиновного, и решил довести дело до конца, – предположил Стеклов.
– Почему тогда не обратился за помощью к бывшим коллегам?
– Может, потому что не доверял никому? Знаешь, версия о самоубийстве звучит еще правдоподобнее. Что, если он повесился от чувства вины?
Мила верила своим видениям, но почему-то сейчас ей казалось, что Иван прав. Может Смешков и правда покончил с собой из-за того, что чувствовал вину, что когда-то, много лет назад, посадил невиновного, а настоящий преступник бродит на свободе и продолжает убивать.
Она молча отвернулась и завела мотор.
Глава 13
Федор шагал по просторному светлому коридору спортивной школы плавания вслед за администратором, где работала Наталья Борисовна Шепетилова, которая когда-то преподавала у двух жертв, погибших тридцать лет назад. Администратор остановилась у двойных белых дверей и толкнула их. Взору открылся большой бассейн на шесть дорожек, где сейчас плавали дети.
– Она вон там, – указала пальцем администратор на самую последнюю дорожку, где худощавая женщина что-то объясняла маленькой девочке, находившейся в воде.
– Спасибо, – кивнул Федор и направился к Шепетиловой.
Это была женщина невысокого роста, худая, немного сгорбленная, с короткой стрижкой посеребренных волос. На ней были черные спортивные штаны и темно-синяя футболка с логотипом спортивной школы. Она не сразу заметила Мареева. Только когда он к ней подошел ближе, Шепетилова обернулась.
– Наталья Борисовна, здравствуйте. Я Мареев Федор Игоревич. Звонил вам вчера.
– Ах, да. Вы тот полицейский, – немного устало сказала женщина, и Федор кивнул.
– Мы могли бы где-то поговорить?
– Да. У меня через десять минут тренировка заканчивается. Подождете?
– Да, конечно.
– Отлично. Можете посидеть пока что вон у той трибуны. – Женщина кивнула куда-то в сторону, где стояло несколько стульев. И чтобы не отвлекать от работы, Федор отошел и присел на один из них, рассматривая, как тренируются дети.
Наталья Борисовна была в бассейне не единственным тренером, сейчас на противоположной дорожке занимался молодой мужчина с тремя парнишками. Тот не церемонился с ребятами, позволяя себе прикрикнуть на них, и постоянно свистел в свисток, и от этого противного звука Федор морщился. У него возникло огромное желание подойти и вырвать этот проклятый свисток, чтобы мужик не доставал так детей.
Ровно через десять минут к нему подошла Шепетилова.
– Федор Игоревич, пройдемте в мой кабинет. Будет лучше, если мы поговорим там.
– Прекрасно.
Мареев поднялся со стула и, шурша бахилами, пошел за женщиной, которая при ходьбе еще немного прихрамывала. Он смотрел на ее спину и не мог понять, почему она еще не на пенсии. Ей положен уже заслуженный отдых. Войдя в кабинет, Федор удержал себя от того, чтобы не присвистнуть. Небольшое помещение было обвешано медалями и грамотами. На стенах висели фоторамки с изображенными на снимках детьми, на длинной полке, которая была практически во всю стену, стояли кубки, а над ними висел ряд медалей.
– Ого. Это все ваше? – удивился Мареев.
– Нет, что вы. Моего здесь меньше половины, остальное все – награды моих подопечных. Но большая часть моих наград у меня хранится дома.
Женщина дала время Федору, чтобы он осмотрелся.
– Федор Игоревич, вы вчера сказали, что хотели бы поговорить о моих бывших ученицах?
– Верно. Скажите. Вы помните этих девушек? – Мареев достал из кожаной папки две фотографии и положил их на стол перед Шепетиловой.