Вертихвостка, как назвала девчонку тетя Фая, не совсем подходящее слово. Хитро-выдуманная ей больше подходит.
— Тебе бы лучше его на место положить, — я указал глазами на билет школьника. — Кража — это серьезное нарушение правил школы. Даже серьезнее, чем пользоваться способностями без ведома преподавателей.
— Черт, — наигранно выдохнула и опустила плечи она. — Хорошо, что на меня никто не подумает. Я же просто находилась в гардеробе. А вот ты потом еще и в класс к потерпевшему ходил.
— Чего тебе надо от меня?
Я несколько напрягся. Терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать. А именно этим аристократка сейчас и занималась.
— Чтобы ты сказал, зачем ходил в класс.
— А тебе на урок не надо?
— А я на уроке. Просто учитель почему-то не заметил, как я пришла, — улыбнулась одаренная и снова сдула челку с глаза.
Все это время я не мог понять, кого мне напоминает Фрося. И только сейчас понял, что…меня. По крайней мере тем, что не боится пользоваться своими способностями и мозги у нее на месте. Только вот я чувствую, когда стоит нажать на тормоз. А она — нет.
Я сдался и рассказал короткую версию истории. Мне показалось, что отделаться от девчонки так будет гораздо быстрее, чем продолжать бодаться.
— И все? — Фрося разочарованно посмотрела на меня.
— Представь себе, — я указал на билет школьника в ее руках. — А теперь сделайся снова невидимой и верни его на место.
— Это не невидимость, — она протянула мне корочку Кротоненко. — Хамелеоны. Род такой есть. И сам верни. Я уверена, что ты справишься.
— Что? — я убрал руки. — Ты взяла, ты и…
Я не успел договорить. Билет школьника аристократа упал на пол, а девчонка слилась со стеной. Сперва мне показалось, что я вижу очертания, но буквально через секунду, я снова был готов поклясться, что в коридоре никого нет.
На такой финал разговора я не рассчитывал. Потому что у меня к уличной художнице появилось одно предложение, с которым она должна с легкостью справиться.
— Фрося! — я крикнул, потому что знал, что она точно слышит. — Тут пятьсот рублей. Они твои, если стена в женском туалете обрастет каким-нибудь современным граффити.
Девочка материализовалась в шаге от меня и чуть не заставила выругаться.
— Что нарисовать? — спросила она и выхватила деньги.
— Неважно. Главное, чтобы это было стильно. И, желательно, чтобы Барт больше не хотелось портить стены в женском туалете.
— Нужно еще пять сотен. Стена большая.
Я достал деньги, вручил их новой знакомой и добавил:
— И, желательно, сегодня.
— До конца дня, — ответила Ефросиния и исчезла.
— И билет школьника! — крикнул я вдогонку. — Документы верни на место!
Я продолжал звать девчонку еще некоторое время, но все было напрасно.
— Черт! — наконец выругался я, подобрал билет школьника и пошел в гардероб.
Я не стал выдумывать велосипед. Подбросил документ Кротоненко через перегородку гардероба, пока тетя Фая была очень занята просмотром какой-то передачи по «ОРТ», а затем указал на него, сказав, что видимо билет школьника выпал у кого-то из кармана во время дежурства. Гардеробщица поблагодарила меня за внимательность, отдала мою верхнюю одежду, и я поехал к репетитору.
По дороге на огородный массив, я все мусолил в голове тему двух подонков, которым должен отомстить. Лучшей местью Вадиму за его кровожадность будет момент, когда Машка пошлет его далеко и надолго. А как проучить Кротоненко я еще решу. Но не сейчас. Сейчас самое важное освоить способность гипнотизёров и вернуть маму домой.
Сегодняшнее занятие у Георгия Вольфовича пролетело незаметно. Йо-йо, которое я выбрал в качестве своего основного «оружия», теперь развязало нам руки и бедный Зевс все три часа был вынужден выполнять мои приказы не за вкусняшки, как привык, а по моей воле. Он даже танцевал на задних лапах, чего не делал еще никогда и завывал «В лесу родилась елочка». Мой навык рос и после завтрашнего урока я буду готов встретиться с Флорикой и освободить маму.
Но это завтра. Сегодня мне еще предстояло вернуться в школу и попасть под расстрел из вопросов про мой опухший нос. На этот раз от второсменщиков.
Поднимаясь по лестнице в школе, я уперся в толпу одаренных. Все они гоготали и обсуждали новое граффити в женском туалете. Каждый из них желал попасть внутрь и хотя бы одним глазком взглянуть на художество. Желающих была тьма и от этого затор образовался прямо на лестничной площадке.
Мне на встречу из толпы вылетела Юлия Барт. Она расталкивала школьников, пыхтела, краснела и одними ноздрями выдыхала воздух. Аристократы и бастарды повернули свои головы, смотря ей вслед. Увидев меня, они еще шире заулыбались.
— Ракицкий, ты…ты…
Барт встала передо мной так близко, что я чувствовал ее дыхание с нотками мяты от недавно зажеванного «Орбита».
— Ты…ты…
Я пока не понимал, что ответить. Нарисованное Фросей в женском туалете граффити явно произвело фурор. И, судя по всему, навсегда отбило у Барт желание соревноваться со мной в настенной живописи. Ну или еще больше разозлило. Зависит от того, что там нарисовано.
— Я тебя ненавижу, Ракицкий, — наконец выдавила из себя она и побежала по лестнице вниз.