Коллекционер желаний

У подъезда стоял Мишин «мерс». Любимый прибыл вовремя, это она безнадежно опоздала. А ведь еще нужно приготовить праздничный ужин, переодеться, привести себя в порядок. Хорошо, хоть вещи с вечера уложила для завтрашней поездки.

Катя влетела на третий этаж, открыла дверь и крикнула с порога:

– Мишенька, я пришла! Давно ждешь?

Но Михаил не откликнулся, не вышел ее встречать. В квартире было тихо. Сбросив дубленку и сапоги, Катя побежала в комнату. На пороге споткнулась о чемодан, чертыхнулась, толкнула застекленную дверь гостиной, включила свет, представляя, что Миша с комичным видом сидит на диване, сложив руки на коленях, как пай-мальчик – вполне в его духе подобная шутка. Но ни на диване, ни в кресле, ни на полу, ни даже в шкафу Миши не оказалось. Судя по абсолютной, мертвой тишине, его вообще не было в квартире.

Странно, в магазин он вышел, что ли? Зачем? Мог бы все купить по дороге. Обычно он так и делал. А может, в ванной? Вода не льется, но мало ли что?

Катя заглянула в ванную, потом в кухню, раздернув шторы, проверила, не притаился ли Михаил на балконе.

– Миша, ты где? Выходи! Пошутил и хватит.

Никакого ответа – квартира безмолвствовала.

Странно, странно, очень странно. А может, Миша сидел в машине во дворе, а она не заметила? Но почему тогда и он ее не заметил? Да и с чего бы ему ждать на улице, ключи у него есть.

Катя прошлась по комнате, недоумевая, куда это подевался любимый и почему, если он где-то притаился, не выходит, так затягивает шутку. Да уже и не смешно совсем.

– Миша! – Все это начало ее раздражать.

У журнального столика Катя остановилась. На глаза ей попались какие-то положенные стопкой бумажки. Это оказались билеты на самолет и загранпаспорта. Во всяком случае Миша здесь был. Но куда потом делся?

Катя уселась в кресло с билетами и документами в руках и стала их рассматривать. Прошло довольно много времени, а Михаил так и не появился. Часы на стене пробили семь.

Да что же это такое? Может, он обиделся и уехал домой? Но тогда оставил бы записку. Или уж до такой степени обиделся, что и писать не стал? Надо было все-таки позвонить ему с работы. Глупость какая! На редкость дурацкая ситуация.

Смешная, совершенно абсурдная мысль вдруг пришла ей в голову: Миша долго ждал ее, а потом, утомленный бесплодным ожиданием, отправился в спальню, прилег отдохнуть и незаметно для себя уснул – и так крепко, что не услышал, как она вошла и как ему кричала.

Мысль была абсурдной, прямо-таки идиотской, но все же Катя решила проверить. Верхний свет зажигать она не стала, чтобы резко не будить его, если он все же спит, включила торшер у кровати.

Ну так и есть! Миша действительно спал. Как был, в одежде, прямо на покрывале. Что ж, это даже хорошо: если он уснул давно, то и не заметил, что ее так долго дома не было, не волновался и не сердился. Но теперь в любом случае пора бы ему проснуться, не тратить же такой дорогой, единственный в своем роде вечер, так чудесно обретенный вечер на бездарный сон.

Катя подошла к кровати, наклонилась над Михаилом – и в ужасе застыла. Глаза его были широко раскрыты, но взгляд неподвижен и…

– Миша! – Она тронула его за плечо. – Миш…

На лбу, прямо посередине, темнела маленькая, аккуратная ранка.

– Мишенька! – Катя, подспудно понимая, что сейчас произойдет что-то ужасное, непоправимое и совершенно, совершенно невозможное, схватила его за руку. Рука была холодной и мертвой.

Когда наконец тошнотворный зеленый туман рассеялся, она поняла, что нужно делать. Главное – не впадать в панику. С чего она взяла, что Миша мертв, ранка на лбу и холодная рука еще ничего не значат, совсем недавно с ней проделывали похожий трюк – и все обошлось, смерть оказалась просто театральным представлением. Прежде всего нужно попытаться найти пульс и проверить дыхание. Кажется, пульс лучше всего прощупывается на шее возле сонной артерии.

Шея тоже холодная, но, может, Миша просто замерз. Где там эта чертова артерия?

Ничего! Ни пульса, ни дыхания. И глаза так неестественно раскрыты, и зрачки неподвижны. Глубокий обморок? Кома? Неизвестный ей, какой-то особый сердечный приступ?

Это могло быть чем угодно, если бы не ранка на лбу. Она-то к сердечному приступу уж точно не имеет никакого отношения. Она может иметь отношение только к…

Нет! Этого не может быть! Потому что… Потому что несправедливо, потому что слишком подло и жестоко, потому что просто не может быть. Это было бы предательством, гнусным, невозможным предательством, а Миша, ее Мишенька, так не мог с ней поступить. Зачем тогда все это? Зачем была нужна такая долгая прелюдия к их счастью, обещание счастья, надежда на счастье? И именно сегодня, когда оно уже почти наступило, с этого вечера должно было наступить?

Но пульса нет! Нет этого проклятого пульса! И нет дыхания, и рука холодная, и глаза странно неподвижны.