Ключик отнёс стакан на журнальный столик, вернулся к стеллажу, сдвинул стекло, затем, осторожно переставив синюю тарелку, оттуда, куда указывало острие донкихотского меча, потащил за корешок первый том саги. То, что надо. Как раз лет десять нечитано. Или нет, не десять, а восемь. В последний раз в руки брал в тот день, когда вышла с отцом ссора. Отец.
Валентин Юрьевич нервно тряхнул головой. Память памятью, а об этом не надо. Дурак был двадцати семи лет от роду, самонадеянный молодой дурак. Вот так вот наговоришь глупостей, а потом восемь лет кайся без надежды на отпущение.
Он взвесил в руке книгу, по корешку провёл пальцем (первый том истрепан) и опустился в кресло. Пусть будет сага. Том сам собою раскрылся, но не на первой странице, а там где:
- Какой дом я бы вам здесь построил! - сказал Босини, прервав наконец молчание.
- Ну ещё бы! - сухо ответил Сомс. - Ведь вам не придётся платить за него.
Ключик побледнел. Боролся с собой. Если тебе двадцать семь лет, и ты чувствуешь себя Босини, дело одно. Но если в свои тридцать пять окажешься в шкуре Сомса, стоит ли изводить себя спорами с мертвецами? "Мне это не по средствам", - прочёл Ключик реплику упрямого собственника. Обидно оказаться посредственностью тому, кто мнил себя Босини. Ничего удивительного, что так истрёпан корешок первого тома, а остальные целы. Тому, кто безосновательно считает себя Босини, дальше не стоит читать. Но когда дойдёт до него, что на самом деле он Сомс...
Валентин поджал губы, перелистал первый том к началу, где эпиграф из "Венецианского купца" о рабах, и стал читать, прихлёбывая мелкими глотками горячий чай. Думал, трудно будет одолеть первые главы, однако быстро втянулся, и когда пришло время зажечь свет, от переживаний старого Джолиона оторвался с трудом. На улице быстро темнело, умирал день. Валентин глянул в окно, желая установить, как подвигается строительство, но в сумерках сквозь запылённое стекло ничего не высмотрел, открыть не рискнул. Потянулся, заведя руки за голову, подумал - поесть было бы недурно, и тут же вспомнил: "Ну да, гриб обещал выслать счёт".
В списке писем ничего нового не было. "Гад и есть", - беззлобно подумал Ключик, и хотел вернуться в гостиную, но тут до очарованного сагой сознания дошло, что в ограждённом со всех сторон дворике дома номер четыре шумят, и престранно. Дудят в трубу, бубнят, как в пустую бочку басом - так, что позвякивают стёкла.
- Кто там с ума сходит?! - крикнул он, высунувшись из окна.
Двор освещён, бьёт откуда-то сверху нестерпимо яркий прожекторный свет, от ясеневых веток на палой листве резкие тени. Сверху взбесившимся слоном орёт ревун, а в промежутках между гудками железный бас возглашает: "Ключко Валентин Юрьевич!" Смотреть туда бесполезно, в глазах резь.
- Кто меня зовёт?! - надсаживаясь заорал Ключик.
Голос потонул в слоновьих фанфарах. "Надо выйти, как бы не треснули от их иерихонской трубы стёкла". Валентин выскочил во двор как был, только ноги вбил в туфли. Запрокинул голову, прикрылся от света ладонью, и крикнул, плюясь паром:
- Я здесь! Что нужно?!
Рёв прекратился, железный бас спросил будничным тоном:
- Валентин Юрьевич?
Когда отгремело и улеглось в закоулках колодезного двора эхо, Валентин ответил.
- Да, это я!
"Я-а! Я-а!" - мячиком запрыгал между стенами окрик.
Ключик щурился, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но видел одно лишь ослепительное сияние.
- Ну, слава тебе господи. Принимайте, - равнодушно пробубнил мегафонный голос.
Прожектор на миг заслонила вымахнувшая из-за края бактобетонной стены тень и стала спускаться. Валентин рассмотрел ажурные шеи лебёдок. Никто больше не ревел, не кричал, поэтому стало слышно, как вверху зудят электромоторы и кто-то понукает, будто заклиная неизвестного бога: "Майнай! Майнай!" Валентин Юрьевич, чтобы не ослепнуть, перестал смотреть вверх и на всякий случай поднялся на крыльцо.
- Помалу! - весело крикнули сверху.
На горящую янтарём листву лёг перекрещённый такелажными лентами кубовый ящик, картонный, на деревянном поддоне. Тросы провисли.
- Эй, там, внизу! Юрич! Отцепи скобы! - услышал Валентин Юрьевич, но не сразу понял, что просьба обращена к нему.
Свет померк, недолгое время сверху доносилось электрическое нытьё, но ни тросов, ни лебёдочных шей, ни прожектора Валентин видеть больше не мог. Потемнел двор, всё виделось размытым в предвечерней мути. В тусклом свете окна контейнер казался больше, на картонном боку белел сунутый в полиэтиленовый карман лист. Похолодало; только лишь погасло сияние, стал накрапывать дождь.
- Не подмокли бы мои припасы, - буркнул Ключик. Понял, что разгрузки не избежать независимо от желания, потому что дождь пока моросит, но в любую минуту может полить или даже хлынуть.