Колокола

Вспоминая впоследствии «события предварительные», предшествовавшие «концу», старинщик Хлебопеков указывал на венчание Усикова и заключал:

— Вот оно, когда, уповательно, появилось в Темьяне красное: на Усиковском венчании. Старожилы не запомнят, чтоб венчались в красном. В голубом, в светлом-палевом, уповательно, бывали случаи, вéнчивались, но в красном не бывало. Первое проникновение красного. И куда же? В храм-с. Правда, хаживал некогда в Темьяне, в красной рубахе, Полетаев, Алексей Васильевич, неслужащий дворянин, — но ведь был за то и вызываем к губернатору и спрашиваем о красном, и ответил, указуя на красный околыш своей дворянской фуражки.

— Рубашка в тон околышу; запретите и на околыше, ваше превосходительство, коли предосудительно на рубашке. Однако носить стал кубовые, но, уповательно, при сохранении красного околыша.

Тришачиха в то время еще не далеко ушла в чтении Авессаломовой книги — и по поводу красного подвенечного платья заметила кратко:

— Одно к одному: Iуду в православном месте похоронили. Красную голубицу в церковь ввели — в адовом цвете венчалась. «Быти вскоре».

На свадебном пире у Усикова возникло сомнение: подавать ли испанский лук, ввиду неподобной смерти его насадителя? Но невеста, бывшая Рязанова (у ней красного на пиру прибавилось: кроме банта на голове, краснели пунцовыми маками щеки) решила:

— Не подавать — предрассудки. Непременно подавать.

Но ела одна, — и только один жених, благочестивый Усиков, из любви к ней и по ее настоянию, отведал одно колечко: все прочие, не попробовав, благодарили.

И это было замечено: известно, что испанский лук на кольчики режут, на тоненькие, — и кушают кольчиками. И разошлось по Темьяну:

— На Усиковой свадьбе удавниковыми петельками угощали: Iуду поминали.

И на это также ответствовала Тришачиха кратко и твердо:

— «Быти вскоре».

Через год у Усиковых были крестины, и было примечено, что венчался Усиков во фраке, а на крестинах он был уже в расстегнутой тужурке, из-под которой выглядывала красная рубашка, — и на вопрос отца Промптова, какое имя желают наречь новорожденному, Усиков отвечал твердо:

— Арий.

Отец Промптов возразил:

— Имя таковое в святцах, действительно, имеется, но — по созвучию своему с Богоотступным еретиком, избегаемо.

— Таково желание моей жены. Извлечено из святцев.

— Точно. Но избегаемо.

— Воля родительницы!

Отец Промптов вздохнул и сказал:

— Ваше дело, — но тут же промолвил: — Знавал я вас за человека благомыслящего, и в течение года…

— Таким и остаюсь, — прервал Промптова Усиков. — Но в течение года пройден путь любви и мысли.

Промптов, как при венчании, пожал плечами, — и впервые в Темьяне появился человек, носящий имя Арий.

Уткин, слегка выпив и начав говорить на тему о прогрессе с появлением Ария и красной рубашки на Усикове, непременно возвращался к «пути любви и мысли», пройденному Усиковым в год.

— Прогресс есть вещь оказуемая, — утверждал однажды Уткин, сидя у Коняева, — не показуемая, а оказуемая. Усиков — вот вам оказание прогресса. Что такое был Усиков? Антипрогрессивный злец и, кажется, единственно человеческое была в нем любовь к колокольному звону. Прошел год — и «блажен муж» породил Ария. И хоть крещен был Арий, но — заметьте — крещен в гигиенической воде: определенной температуры и с прибавлением некий спéций. Специи, разумеется, тайно от попа. — А почему? Потому, что идеи на штыки не улавливаются, но на идеи улавливаются даже Усиковы. В условие свадебное, продиктованное акушеркой Рязановой, человеком передовым и прогрессивным, входил не один лук, — и я даже сомневаюсь, входил ли он, — но было сказано: «физиологическое влечение не может подавить умственного отвращения». И вследствие этого, в течение года прочтен был Добролюбов, и популярное сказание о человеке и обезьяне, и иное многое, и даже переплетено, — и будто бы с надписью: «незабвенное».

— Надписи не было, — смеясь, сказал Коняев, — но переплетено.

— Умственное отвращение было преодолено прогрессирующим развитием. Конечно, надо учитывать толчки любви на путь саморазвития. Без этих толчков ничего бы и не было. Физиологический фактор бесспорен: любовь, — но в сумме — оказательство прогресса: вера в Троеручицу сменена непоколебимейшей верой в обезьяну и во все дальнейшее, выводимое из обезьяны. И это уж навсегда! Вера подобна волосам: у кого волосы выпали, тому их не вырастить вновь, сколько б он не кричал: не хочу быть лысым!» — и тут никакие снадобья не помогут. Уважаемый Усиков облысел в один год. Отмечаю, как оказание прогресса в Темьяне, будто бы не прогрессирующем.

— Черт с ним, — сказал Коняев.