КОЛОКОЛА ОБРЕЧЁННЫХ

- Эй, соседи! – сунув лицо в оконце, поприветствовал своих сокамерников Папа. – Ловите гостинец. Выходите аккуратно – тут мертвецы бродят.

-Папа, блин! Век воли не видать! – послышались благодарные, восторженные реплики изнутри.

-Рано радуетесь, осужденные! Тут не Сочи. И не забудьте соседние камеры открыть. Ладно, всем удачи. Я пошёл, не провожайте!

Не дожидаясь, пока сокамерники, оставленные им на милость судьбы, но получившие однако шанс на спасение, полезут наружу, Папа подошёл к пытающимся выбраться из-под тела конвойного троим мертвецам и по очереди снёс им головы. Затем, борясь с позывами рвоты, он, нагнувшись, пошарил по карманам и разгрузке заваленного им конвоира и с чувством глубокой радости извлёк тридцатисантиметровый остро отточенный нож. Оглядываясь по сторонам, Саня проверил свой боекомплект, отщёлкнув и защёлкнув обратно рожок. Четыре патрона, сосчитал Саня. Сокамерники, ругаясь и обсуждая, пытались подобрать ключ. Надеюсь, вам повезёт, подумал он. Затем, он вытащил из-под трупа щит, вдел в него руку и повесил на шею автомат. Вооружившись ножом, Папа рванул по этажу к лестнице. Сбежав вниз, щитом сбил с ног мертвяка, направившегося к нему у лестницы на первом этаже. Вот и коридор во входную зону, бегом туда. Вот труп командира, всё также валяется в распотрошённом животе мертвеца, которым он насыщался. С ходу Папа перескочил через турникет и выбежал на крыльцо.

Первое, что почувствовал Папа на улице, после приевшегося уже мертвецкого смрада, это запах гари. Бросив взгляд по сторонам, Папа понял – город горел. По двору слонялись мертвецы и недолго думая он рванул к воротам. Несмотря на всё пережитое, душа Папы пела. Воля! Ещё поворот, ещё несколько шагов и он на воле. Тут, на территории СИЗО её ещё нет, но, что бы не происходило вокруг – мертвецы, смерти, война – её уже никто у него не отнимет. Повернув за угол, он увидел ворота – они были открыты. Слышалась автоматная трескотня, одиночные выстрелы, рёв сирен. И плыл дым. Делая каждый шаг, неминуемо приближающий его, Папу, к свободе, он понимал, что минуя эти ворота он вступит в совершенно новый мир. Неизвестный, полный опасностей – совершенно непредсказуемых опасностей и риска, но и возможностей. И этот мир Папе уже нравился.

Раскидав группу ходячих трупов, пытавшихся пересечь его дорогу, действуя отточенным ножом и забрызганным мертвецкой кровью щитом, Папа выбежал на площадь Юрия Гагарина. Быстро осмотрев, что творится вокруг него, он замер. Папа понял, что попал из огня да полымя.

Он смотрел по сторонам и не узнавал свою Тверь. Это был другой город и теперь у него были новые, зловещие хозяева. Куда теперь? Без машины – только пополнить ряды этих тварей, это вопрос времени. Техники вокруг полно, вон –выбирай любую. Из размышлений Папу вывел рёв сирены за спиной.

-Щемило! Ты там что, покакать присел? – открыл пассажирскую дверь огромного автозаковского «Урала» Полубояров. – Ни хуя се ты подпоясался – Спартак, бля! Давай сюда, сколько ждать тебя!

Саня, бросив щит, заскочил в кабину.

-Мужики! – расчувствовавшись, пробормотал Папа, не находя должных слов.

-Ну что, открыл своих? – спросил его Буняка, трогая «Урал» с места.

-Ну да.

-Видишь, что творится? Да и война началась – тут по радио такое передавали… Мы, короче, в Рамешки к тётке, пока не уляжется. Тебя с собой не зовём, сам понимаешь. И вообще – ты нас не видел, мы – тебя. Усёк, Щемило?

Папа кивнул головой, соглашаясь. А какой выбор?

-Можем по дороге к бабке моей бывшей завезти, в Дьяково. Там тихо, пересидишь пока и старухе чем-то поможешь. А там сам разберёшься. Всё лучше, чем тюрьма или армия. – предложил Сергей.

-К бабке – так к бабке. –согласился Саня.

Он смотрел на город, который они оставляли и тихо ужасался. Деревня – это, наверное, лучший выбор сейчас. Своих родственников или друзей по деревням у Папы не было.

Через полчаса рычаший «Урал»-автозак, расталкивая огромным бампером брошенную и разбитую технику, обогнув горящий район города, оставил умирающую Тверь. Ещё через полчаса, охранники высадили Саньку в Дьяково, поделившись одним из трёх оставшихся у них рожков для «ксюхи». В деревне жилых-то было всего четыре дома, и ни про каких мертвецов местные жители слыхом не слыхивали.

-Мертвецы? Да Бог с вами, Серёжка! – отмахнулась от рассказов, про творящееся в Твери старуха Артёмовна, живенькая маленькая бабулька, к которой определили на постой Папу. – Про войну – как же, знаем! Вот, дожили, будь оно неладно! Стоит Хитлеру тому, явюцца ети, как их – амаруканцы.

Санька старухе понравился, она определила ему койку в сельнике.

-А чаво – живи, мне не тесно. Ить и поможешь где, пособишь. Вишь оно как – мужик-то какой, а жить негде… Оставайся, шо ж, милок. – лопотала Артёмовна, собирая на стол.

Серёга с Васей на ужин, споро собираемый Артёмовной, не остались – время действительно уже было позднее, ещё вот-вот и смеркаться начнёт, а при таких делах темнота – враг, а не помощник. -Раздосадывав тем самым старушку, попрощались с Папой, и обещав наведаться, уехали.