Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой

— Эта, батюшка. — ответила, не спуская взгляда с книги, та. — Уж как я за ней ходила-то… Лесом — сутки туда, полтора обратно. Всё лесом, лесом. А ужасы-то какие мерещились — ииии! Посёлок-то тот давно забросили — ещё Сталин живой был. Тюремные-то дорогу строили, а как закончили — так уж и не жмл там никто больше. А с собой брать никого «он» не велел — так одна я и поковыляла. Еле дошла уж к вечеру — дома стоят, уж развалившиеся все. Всё быльём да кустами заросло. Техника ржавая кругом побросана — того и гляди ноги переломаешь. Ну, перекрестясь, пошла я по домам. А точно ведь не сказал мне «он», где книгу-то эту искать… Вхожу в дом, и вроде чувствую, что в нём было. Страшно. И понимаю — нет, не тут она. Так и бродила часа три или четыре. А нашла под полом в доме. Вроде как сказал кто в голове — «тут». Я доски-то отломала — тут и лежит, в сундучке. А тот уж сгнил совсем. Я её хвать — и открывать, а «он» мне — не смей, говорит, домой не вернёшься… Уж как я ночью-то обратно с нею шла — не приведи Господи. Насмотрелась, батюшко! И вот я у Вас. Слава Богу — сижу напротив. Вот и всё, я что должна была — сделала. Теперь уж и помирать поеду.

Отец Зосима сидел и молчал после того, как Зинаида закончила свой рассказ, переводя взгляд с женщины на книгу, принесённую ею.

— Послушай меня теперь, сердешная. — начал отец Зосима после некоторой пузы. — Не знаю, что и сказать тебе — и ничего не сказать не могу. Сперва, я подумал — в бесовском ты обстоянии явном, обычное дело. Теперь уже — не уверен. И вроде прелесть бесовская, по всем канонам, и многое не вяжется. Ты вот что: ступай теперь в гостиницу к себе и отдохни, как следует. Помолись, правило почитай. А я тут посмотрю, что же за книга это такая, что ты принесла мне. Подумаю. А вечерком, после Службы — приходи. Пустит тебя келейник мой, и посидим с тобой, подумаем, как быть со всем этим, ладно, Зинаида?

— Спасибо Вам, батюшко! Как скажете — так и сделаю.

— Ну и ладненько. — улыбнулся старичок. — Ступай, ступай — отдохни. А я, немощный, подумаю пока…

Когда дверца кельи затворилась за покинувшей её посетительницей, отец Зосима встал на колени и около часа молился, отвешивая земные поклоны. Затем он встал, и трижды перекрестившись на образа, взял в руки оставленную Зинаидой книгу. Старый кожаный переплёт с выдавленным крестом, тронутый сыростью, набухшие страницы… Старая книга, явно дореволюционная. Перекрестившись вдругорядь, батюшка благоговейно открыл случайный разворот. Водрузив на нос свои очки, отец Зосима начал читать…

«… Два царства: одно и другое, и нет мира меж ними.

И разделил их Господь наш, море меж ними положил Он.

И первое царство, Тьма имя ему. Ибо из тьмы возникнет, и канет во Тьму.

Явятся люди, закованные в металл, с моря придут они.

Смерть и хаос их спутники, и нет Бога меж ними.

И как звезда падает в небе ночном, так явятся они на берег тот.

И как пахарь в поте лица своего добывает хлеб свой, нет, не так то царство зиждит мощь свою,

Но забирая у врагов своих богатство их, и земляное масло, и золото, и плоды трудов их.

Молитвы их идолам, и Князь мира сего в помощь им.

Со всех концов света люди бегут в царство то в надежде на богатство,

Но не каждый получит то, зачем стремится его душа.

Сильно войско царства того и сокрушает оно врагов своих и друзей вкупе -

Война их святыня, и всё что не делают, всё — ради неё.

Изгнаны из Ура Халдейского цари их и князья, и вот, воцарились меж них.

И другое царство, Мрак имя ему, ибо во мраке живут и из мрака взращены они.

Весьма и весьма велика земля царства того, и нет второго, сравнимого с ним в мире.

Огнём и мечём рождено то царство, и разрушено, и снова возродилось.

Попран царь того царства и предан смерти — нет Бога и меж ними.

Храмы разрушены и в душах мрак — отмерены дни царства того.

Князья их — рабы, и рабами повелевают.

И вот, говорят друг другу они: „Ты брат мне!“, а за спиной — меч,

И внушают друг другу через наученных людей: те — от царства Зла.

Века стоят те царства друг против друга — нет мира, и войны нет.

О, злые люди, забывшие заповеди Господа, данные им через Иисуса во спасение их!

И слабейший во тьме ударит мечом сильнейшего, ипуганный,

Что при свете дневном, тот нанесёт удар первым, и будет тот удар ему смертельным.

Огонь и смерть наутро в царстве том, и рыдает мать, качая на руках своих мёртвых детей.

Ликуя, ревёт медведь, подловив орла и прижав его к земле когтями!

Но не наступит и ночь ещё, как нанесёт он ответный удар клювом, и будет тот ответ страшен.

И страшен весьма: вот, умершие встают из гробов своих, и бродят среди живых,

Питаясь от них и обращая их в себе подобных.

И мертвых много больше живых. И не наступит ночь ещё, как мир охвачен безумием:

Бегут несчастные, чая спастись. Но нет спасения, ибо поставил Господь предел миру сему.

И будут годы: зима и лето, весна и осень — пройдут.

Спасутся лишь немногие верою, но камень в сердцах их, глядят — и не видят.

Многими испытаниями и кровями испытает их Господь,

И придёт, и воссядет, и будет судить страстно их за дела их.