Коловрат

Коловрат кивнул, глядя на то, какие перемены произошли с князем рязанским. Куда делись его вялость, нерешительность и слабость. Видать, зря я о нем плохо думал. А князь, стиснув плечо воеводы, продолжал говорить:

– Не верил я тебе не потому, что считал тебя недостойным. Ты один из бояр моих мудрых и смелых. Потому и Большой полк тебе доверил, потому и знаю, что ты в середине всегда устоишь. И доверяю я тебе больше иных, как сыну своему Федору. Мало вокруг тех, кому могу довериться, глаза закрыв и позволив вести меня слепым по ухабам и оврагам. Не упаду с тобой.

– Спасибо, княже.

– Нет, не благодари, Евпатий. Слушай и не говори пока ничего. Хочу, чтобы знал ты все, что во всеуслышание не могу сказать пока. Помощь нам обещали многие, да истинно помогут не все. Романа пошлю во Владимир, хоть и мало надежды у меня. А на тебя надежда великая. Тебя уважают, ты был на Калке, ты воин земли Русской несгибаемый, и многие это знают. Посылаю я в Чернигов племянника Игоря. Он из Ингваревичей, его должно послать, но сможет ли он уговорить Михаила Всеволодовича на помощь Рязани?

– Князь черниговский должен его принять и выслушать, – удивился Коловрат. – Как же иначе может быть. И Михаил не глуп, он знает, что хан Батый не остановится, захватив Рязань.

– А если Михаил захочет, чтобы Рязань пала? А если он надеется, что потом ослабленного войной с Рязанью и другими княжествами Батыя он разобьет сам? А потом присоединит к себе и рязанские земли?

– Батый не ослабнет, если будет бить нас по частям, будет брать город за городом, – уверенно заявил Коловрат. – Он силен. Победить его можно только сразу в большой сече, разбив его главные силы и рассеяв пришлые племена, которые он загнал в свою орду силой и подкупом. Остальные не станут без Батыя воевать и уйдут в свои степи. Много у Батыя инородцев, очень много. И держатся они на его воле и страхе.

– Вот это все ты Михаилу Всеволодовичу расскажешь, убедишь его.

– Я?

– Ты Евпатий. Если не убедишь ты, то больше и послать мне некого. Ты уж постарайся, помни, что за спиной у тебя остается.

– Хорошо, я поеду с князем Игорем в Чернигов.

– И еще одна просьба к тебе, Евпатий, – сказал князь, заглядывая воеводе в глаза. – Сопроводи в Чернигов мою воспитанницу.

– Доляну?

Внутри у Коловрата все сжалось от предчувствия тоски. Любил ли он эту странную девушку, так много пережившую, смешливую, гордую, но такую тихую и простую внутри. Он помнил их последний разговор на лестнице, помнил, как она переживала общее горе, смерти близких. В ее душе он ощутил незаживающую рану, сделавшую девушку такой не по годам мудрой.

Он не видел Доляну порой по нескольку дней, а то и по месяцу. Но его согревала мысль, что она там, в Рязани. И что вот он вернется из похода или из поездки по поручению князя и обязательно увидит ее. Она есть, и это вдохновляло его. Он не строил планов на будущее, просто ему хотелось, чтобы Доляна была рядом. Просто была.

А теперь ее не будет. Как ни отгоняй эту мысль, но она подтачивала изнутри Коловрата уже давно. С тех пор как князь Юрий впервые заикнулся, что Доляну он выдаст замуж в Чернигове. И вот теперь предстоит ее туда отвезти и передать из рук в руки, может быть, ее жениху. И все, не будет ее. Некуда возвратиться мыслью. Дом, дочь? Да, к ним он возвращался всегда, но это уже есть, а то, чего хотелось сверх того, у него сейчас отнимали насовсем.

– Да, я хотел бы ее отправить и еще дальше, от монголов, от степи, от предстоящей войны, но могу только в Чернигов. Там она станет женой, там ее защитят и сберегут. Это мой долг перед ее отцом, ты же знаешь.

– Твоя воля, княже, – опустил голову Коловрат. – Я все выполню. Можешь быть во мне уверен. А коли не выполню, то и не жить мне.

Последние слова вырвались у воеводы неожиданно даже для себя самого. «Наверное, я уже стар для таких девушек», – подумал он. Шутка ли, вот-вот пойдет 38-я зима, как он появился на свет. И, как говаривали, она была такой же лютой и снежной, как предстоящая. А будет ли?..

Закрытый возок катился по обледенелой дороге, то зарываясь колесами в наметенный низинками снег, то разбивая тонкий лед на осенних лужах, набирая на ободья осеннюю еще не засохшую палую листву. Волчок резво стучал копытами и косил на хозяина черным веселым глазом, прося пустить его рысью, а потом в галоп. Коловрат только шлепал его ласково по крутой шее рукавицей и шептал, что набегаешься еще, погоди. Вот назад поспешим, и пущу я тебя во весь опор, понесешься к родимому дому, к теплому очагу повезешь хозяина.