Читаем Коловрат полностью

Батый вдруг расхохотался, глядя на русича, и бросил несколько слов своим приближенным через плечо. За его спиной тоже засмеялись. Федор стиснул зубы, но не подал вида, что понимает неудобство своего положения.

– За твои подарки спасибо, – снова заговорил толмач. – Хан обещает, если ты будешь платить дань, как он сказал, то монгольское войско обойдет Рязань и пойдет жечь другие русские города и вешать других князей, если они окажут ему сопротивление.

Федор промолчал, понимая, что хан, может быть, ждет его возмущения. Зачем? Издевается, чтобы дать понять, кто он? Ладно, стерплю и это. Главное, время выиграть.

– Хан говорит, что ему нравятся русские женщины. Они красивые и хорошо пахнут. Хан будет брать себе в шатер ваших жен, сестер и любить их каждую ночь.

Федор окаменел лицом. Хан откровенно глумился над ним, но, если и это спасет Рязань от разорения, Федор снова готов стерпеть. Слова – это только слова, бахвальство. Собака лает, ветер носит. За спиной тихо рычали дружинники, слыша такие слова хана.

И вдруг из глубины шатра возникло потное и самодовольное лицо боярина Наума Могуты. Федор уставился на изменника. А Могута подошел, согнувшись в поясе и сложив руки у груди, как здесь принято при обращении к хану, и что-то зашептал на ухо толмачу, тот закивал и стал переводить хану. Глаза Батыя расширились, он с удивлением глянул на Могуту, потом пристально посмотрел на князя Федора.

– Хан спрашивает тебя, русич, – перевел толмач. – Это правда, что твоя жена царской крови и она очень красива?

Федор скривился в усмешке и приосанился, сидя на подушках. В мыслях мелькало разное, но прежде всего: не по тебе, хан, шапка. Не по твоему шатру рассуждать о красоте русских жен.

– О-о, – засмеялся хан, погладил себя по животу с похотливой улыбкой и подмигнул своим приближенным.

– Хан сказал тебе, русич, чтобы ты дал ему свою жену. Привези ее, великий хан хочет увидеть ее красоту лично и насладиться ее белым телом.

Гнев залил все внутри, подступил к самому горлу. Князь Федор вскочил с подушек, стиснув зубы, и проговорил, борясь с дрожью во всем теле:

– Не годится нам, православным, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь.

Толмач даже присел и сжался в комок, но послушно перевел слова заносчивого русского своему хану. Дружинники за спиной князя тоже повскакивали со своих мест, испепеляя гневными взглядами монголов.

Взгляд хана застыл. Он больше не смеялся, а только смотрел на русского князя. Что там было в его голове в этот момент, Федор не знал, не мог прочитать, да и гнев душил его. Хан крикнул что-то резкое и сделал знак своим нукерам.

Князь Федор не успел выхватить саблю, когда на него навалились сразу несколько монголов. За спиной послышались крики, шум, лязг металла, кто-то оборвал штору и пошатнул столб шатра. Федор Юрьевич безуспешно пытался вырваться из цепких рук ханских нукеров, крутился ужом, но освободиться не удавалось. Его швырнули на землю так, что на миг потемнело в глазах. Конец, успел подумать он.

Апоница оставался возле коней долгое время, после того как посольство пришло в лагерь хана на реке Воронеж. Он сидел, стараясь быть неприметным, делал вид, что дремлет. На него, невысокого, старенького, монгольские коневоды давно перестали обращать внимание. И он выбрал момент, когда исчез. Пробираясь между юртами простых воинов, он высматривал ту, что могла быть шатром хана Батыги. Да, там должны быть его поганые знамена, его бунчуки с хвостами и, говорят, с пальцами рук убитых князей.

Самый богатый шатер он наконец увидел, но услышал старый Апоница еще и страшный шум. На его глазах из-под полога стали вываливаться люди. Монгольские воины тащили кого-то за руки и за ноги, по пути били саблями, разбрызгивая кровь, пинали ногами, кололи копьями. Апоница застонал, у него подогнулись ноги от предчувствия самого страшного, он опустился на мерзлую землю, стиснул пальцы и смотрел… слезы застилали глаза, Апоница вытирал их ладонью, рукавом и снова смотрел.

Он увидел, как Федора швырнули на землю, как его, пытающегося закрыться руками, ударили его же саблей. Видел, как повисла почти отрубленная рука, как снова били князя саблями, как летела клочьями окровавленная одежда и дергалось на земле бездыханное тело. Тут же за шатром монголы убили всех, кто был в посольстве вместе с князем Федором. Дольше всех продержался старый дружинник Олег Сулима. Он сумел выхватить копье у одного из монголов и, отбиваясь им, даже ранил кого-то из нападавших. Его сразили из луков. Одна стрела ударила в бок, вторая пронзила шею. Сулима выронил копье. Из его горла хлынула кровь, он упал лицом в сухую мерзлую траву. Тело воина тут же разрубили на несколько частей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ратный боевик

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза