Читаем Коловрат полностью

И в третий раз пропели тетивы луков, но теперь уже оперенные стрелы вонзились в крупы и шеи коней, собранных в нескольких местах коноводами. И тут же дикое ржание заполнило ночную балку, кони начали бить ногами, хрипеть и метаться от боли. Они били копытами, расталкивали других коней, топтали людей. Еще миг, и десятки лошадей уже метались среди людей, не давая тем разобраться в обстановке и понять, а где же враг. К воплям раненых животных теперь добавились истошные крики людей, бряцавших оружием, поспешно натягивающих кольчуги и другую бронь, кто какую имел.

И в этом шуме и гаме со стороны Гречевского Посада по дороге в низинку въехали конные. Двадцать пять дружинников молча пришпорили коней, развернулись в шеренгу и понеслись прямо на обезумевших лошадей, на мечущихся людей. Низко пригнувшись к гривам своих коней, держа в руках мечи, дружинники начали рассыпать по сторонам удары. Мечи секли и коней, и людей, внося панику и вселяя в сердца разбойников суеверный ужас. Двадцать пять умелых и хладнокровных воинов пронеслись по низинке из конца в конец и развернули своих коней. За ними остались распростертые тела. Вместе с лучниками они уменьшили число разбойников в низинке почти на треть. И еще больше внесли в их ряды паники.

Второй атакой дружинники внесли паники еще больше, потому что они теперь ударили с другой стороны. И потерявшим всякую ориентацию разбойникам теперь казалось, что их атаковали и с противоположной стороны, что их окружили и молчаливо истребляют. И произошло то, на что так рассчитывал Евпатий Коловрат: разбойники струсят. И они струсили! Кто-то вскакивал на коней, кто-то бежал к реке, а со склонов летели и летели новые стрелы, догоняя бежавших, сбивая с седел тех, кто пытался биться. И снова в шуме и криках по низинке смертельным вихрем пронеслись дружинники с окровавленными мечами. Летели наземь обезглавленные тела, падали люди с отрубленными руками, рассеченные надвое от ключицы и до пояса. Еще несколько минут, и все было кончено.

Стиснув зубы, Коловрат сидел на коне и смотрел, как русичи избивали русичей. Опять, опять ненавистная сеча. Пусть они убийцы и разбойники, пусть на каждом из них кровь невинных, но они все равно оставались своими, русичами. И иначе поступить было нельзя. Только с корнем выдирать сорную траву, только полоть, чтобы земля была чистой. И все же неспокойно было на душе у воеводы. Русская кровь лилась.

Евпатий пришпорил коня и погнал его по склону вверх. Теперь он слышал шум битвы и в соседнем перелеске. Пятнадцать воинов он отправил туда, чтобы отрезать еще одну шайку разбойников, которая пришла вечером на соединение с этой ватагой, которую только что здесь почти всю перебили. Там сейчас Стоян, хладнокровный, расчетливый, подобрался к спящим. Со Стояном были самые рослые и сильные воины. В лесу верховым воинам сражаться трудно и почти бессмысленно. И поэтому Стоян подошел к лагерю разбойников пешим со своими дружинниками. Силы были почти равны, ну, может, разбойников было чуть больше. Но что они могли противопоставить железной стене, ощетинившейся копьями.

Дружинники вышли из тумана и, продвигаясь между деревьями в зловещем молчании, стали убивать всех, кто встречался им на пути. Почти сразу лагерь поднялся на ноги, разбойники кинулись за оружием. Еще немного, и на шеренгу дружинников ринулась толпа бородатых и взлохмаченных разъяренных людей. И тут же они наткнулись на острия копий. Мастерство владения оружием было слишком неравным. Бородачи степняки валились под ноги дружинников, хватаясь за пронзенные груди и животы. Копья застревали в их телах, и из ножен с холодным лязгом вытягивались мечи. Дружинники бились сосредоточенно. Ворога было числом больше, и оплошай лишь чуть-чуть – сомнут и порубят всех. Они рубились, тесно прижимаясь плечом к плечу, сталкиваясь щитами, лишь бы не оставить бреши в своих рядах. Без ненависти, большей частью с брезгливостью, как будто дрались с бешеными псами.

Металл бился о металл, кричали раненые и изувеченные. Уже большая часть разбойников стала разбегаться, перестав биться и бросая оружие. Кони с перерезанными удилами испуганно разбежались по лесу. Стоян остановился посреди лагеря разбойников и вытер лоб рукой. Все было кончено. Около тридцати убитых или еще корчившихся умирающих валялось среди кустов и стволов деревьев. Немногие скрылись в чаще леса, и вряд ли они еще вернутся сюда. Солнце медленно поднялось над кронами деревьев, озаряя с удивлением места странной битвы, окровавленные трупы, залитую кровью людей и коней вытоптанную траву. И мощную фигуру Евпатия Коловрата, с мечом в опущенной руке, объезжавшего место побоища на своем Волчке. Среди убитых он видел не только русских, но и много половецких воинов. Сброд. Разбойники. Люди без рода и племени. Как кровожадные звери, рыскали по землям рязанским, сколько бед принесли, горя…

Глава 2

Перейти на страницу:

Все книги серии Ратный боевик

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза