– У кого-нибудь еще есть вопросы? – поинтересовался Дэвис. Но остальные члены Кабинета покачали головами. – Хорошо, тогда перейдем к предлагаемому биллю. Север дал нам однозначные заверения, которые мы должны весьма серьезно обсудить, прежде чем подумать о заверениях, каковые дадим в ответ. Надо положить конец всем аболиционистским нападкам и пропаганде. Это необходимо.
– Не просто необходимо, а жизненно необходимо, – уточнил Брэгг. – Особенно когда будем пытаться убедить плантаторов продать рабов.
– Согласен…
Дэвис осекся – ведущая в коридор дверь распахнулась с такой силой, что грохнула о стену. В комнату ураганом ворвался Лерой П. Уокер, бывший военный министр. Исключив этого долговязого уроженца Алабамы из своего Кабинета, Дэвис нажил непримиримого врага.
– Это частная встреча, и вас не приглашали, – произнес Дэвис.
–Конечно, частная, потому как вы с другими предателями пытаетесь запродать Юг с потрохами, как старую негритянку.
– А откуда вам известно, чем мы тут заняты? – осведомился Дэвис, в холодном гневе поджав губы.
– Я знаю, потому что по крайней мере один из ваших не предатель и сказал мне, что вы затеваете.
– Уокер, вы более не член данного собрания, и ваше присутствие здесь нежелательно! – крикнул Мэллори, вставая из-за стола и шагая вперед.
– Может, и не член, да только вы сперва выслушаете, что я скажу. А теперь не подходить! – Уокер стремительно шагнул в сторону, прижавшись спиной к стене. – А теперь слушайте, что я скажу, и слушайте хорошенько.
Он выхватил из внутреннего кармана сюртука длинный кавалерийский пистолет, направив его на собравшихся.
– Оставьте это, Лерой, – медленно, спокойно, с ярким виргинским акцентом проговорил Седдон. – Это зал Совета Конфедерации, а не салун для белых подонков.
– Заткнитесь и слушайте меня…
– Нет! – крикнул Мэллори, бросаясь вперед и хватая его за руки.
Завязалась схватка, они боролись с проклятиями, затем пистолет приглушенно грохнул.
– Попал в меня… – слабым голосом выдохнул Мэллори и рухнул на пол.
Джефферсон Дэвис выдвинул ящик стола и выхватил свой пистолет. Уокер заметил движение, обернулся, выстрелил – в тот самый момент, когда
Дэвис нажал на спусковой крючок собственного револьвера.
После выстрелов воцарилось ошеломленное молчание; пороховой дым плыл по залу. Мертвый Уокер лежал на полу с пулевым отверстием прямо посреди лба.
Министры бросились к Дэвису, уложили его на пол. Глаза его были закрыты, фрак напитался кровью. Реган открыл громадный складной нож и вспорол его рубашку и фрак. Пуля вошла в грудь чуть ниже ключицы, и в ране пузырилась кровь.
–Воспользуйтесь вот этим, – Седон извлек из кармана фрака большой белый платок, и Реган прижал его к ране.
– Кто-нибудь, позовите врача! Дэвис вздохнул и открыл глаза, оглядел сгрудившихся вокруг людей.
– Уокер?.. – слабым голосом спросил он.
– Мертв, – сообщил Иуда Бенджамин, преклоняя колени рядом с ним. – Меннингер отправился за доктором.
Джефферсон Дэвис оглядел встревоженных министров. Им придется продолжать самим, закончить работу, которую начал он. Все они хорошие люди, соратники и друзья. Некоторые не блещут умом, некоторые чересчур фанатичны. На кого же можно положиться? Его взгляд остановился на полной фигуре и озабоченном лице Иуды П. Бенджамина. У него самая светлая голова из собравшихся. Миротворец. Кто же другой сможет восстановить мир во всей стране?
– Позаботьтесь обо всем, Иуда, – проговорил Дэвис, пытаясь сесть. – Вы один способны уладить разногласия, и вы здесь самый мозговитый. Постарайтесь, чтоб эта война закончилась и был заключен мир. – Он чуточку возвысил голос. – Все вы меня слышали? Вы со мной согласны? – Один за другим они молча кивали, по мере того как он озирал круг. – Значит, вопрос решен. Я верю в Иуду Бенджамина, и вы тоже должны… – Веки его смежились, и он упал на пол.
– Он… мертв? – спросил кто-то полушепотом. Бенджамин склонил голову ко рту Дэвиса.
– Еще дышит. Да где же доктор?!
Два дня спустя Иуда П. Бенджамин поднялся на кафедру, чтобы обратиться с речью к собравшемуся Конгрессу Конфедерации. Изучив речь Джефферсона Дэвиса, он поправил ее, где мог, и позаботился, чтобы все предложения были изложены с максимумом подробностей. Теперь он должен зачитать речь с величайшей искренностью. Конгрессмены должны проникнуться ее идеями.