Кольца анаконды

Сквозь барьер они прорвались, но враг по‑прежнему поджидал их во всеоружии. Впереди темными громадами замаячили на фоне ночного неба два форта.

Тишину нарушало лишь тихое журчание воды вдоль бортов да неспешное биение пульса паровых машин. Один за другим корабли первого дивизиона проскальзывали мимо темных, безмолвных фортов, направляясь к Новому Орлеану.

Не услышав ни единого выстрела.

Второму дивизиону повезло куда меньше. Он только‑только приблизился к фортам, когда в три сорок взошла луна. Как ни притупилась к этому времени бдительность часовых, не увидеть корабли при ярком свете луны они не могли. Сухо треснул выстрел, за ним второй, и поднялась тревога.

— Полный вперед! — скомандовал Фаррагут. — Передайте сигнал всем кораблям.

Оба форта вдруг расцвели огнями, в реку полетели ядра. Некоторые попали в цель, но большинство заскакало по воде во тьму. Корабли открыли ответный огонь, и ночь озарилась вспышками выстрелов. Теперь в шумный хор влили свой громовой рев мортиры северян, пуская над самой водой густые тучи дыма. Замешательство усилилось, когда конфедераты пустили зажигательные плоты на деревянные корабли северян.

И все же в конце концов все корабли прорвались мимо фортов в тихие воды по ту сторону барьера. Кое‑какой урон флотилия понесла, и три мелких судна были почти выведены из строя. Зато «Хартфорд» уцелел. Без попаданий не обошлось, но на боеспособности судна они не сказались. Фаррагут с громадным удовлетворением наблюдал, как позади стихает артиллерийская стрельба. Он пошел на риск — и победил.

— Передайте всем кораблям: добрая работа. И пусть рапортуют о повреждениях, как только бросим якорь.

В ту ночь губернатор Мур спал скверно. Беспокойство за судьбу города вынудило его несколько перебрать кукурузного виски. А когда он наконец забылся, его вдруг разбудил гром. Направившись к окну, чтобы закрыть его, Мур не обнаружил никаких признаков дождя. Гром доносился с юга: должно быть, гроза там. А вдруг палят пушки? Он постарался выбросить подобную возможность из головы.

Пробудился он с первыми лучами солнца. По улице катили повозки, кто–то кричал. Звонил церковный колокол, хотя день был будний. Подойдя к окну, губернатор уставился на корабли, стоящие у берегов Миссисипи.

И устремил взгляд мимо их мачт и рей, в ужасе взирая на флот северян, идущий по реке.

А за этим последовал последний удар, последняя капля, переполнившая чашу отчаяния. Мур вдруг осознал, что стоящие у ворот Нового Орлеана корабли янки еще полбеды, ибо «Луизиана», броненосец, строившийся ради победы над этими самыми кораблями, уже никогда не выполнит свою жизненно важную задачу. Он стал бы не в меру роскошным трофеем, если бы попал в руки северян. Допускать подобное было просто нельзя.

Вместо того чтобы прийти Новому Орлеану на подмогу, охваченная неистовым пожаром «Луизиана» плыла мимо города вниз по течению. Ей уже не суждено вступить в бой, не суждено сыграть свою спасительную роль. Столько усилий, столько работы — и все напрасно.

Скоро она затонет, исходя паром и булькая, ляжет на дно той реки, которую должна была защитить.

Анаконда Скотта чуть сильнее сжала свои кольца.

— Вот уж воистину восхитительные новости, господин президент, — с улыбкой сказал Хей, пока Линкольн читал телеграмму.

Президент чуть заметно улыбнулся, но промолчал. После смерти Вилли он будто лишился частички души. Ужасная усталость навалилась на него, и любое дело давалось с куда большим трудом, нежели раньше. Усилием воли стряхнув апатию, он вынудил себя еще раз перечитать телеграмму, вникнув в содержание.

— Согласен всей душой, Джон. Восхитительные новости. — Произнес он это довольно гладко, но без искреннего чувства. — Захват Нового Орлеана — удар в самое сердце Конфедерации. Теперь река Миссисипи наша от истоков до самого моря. Я почти готов искушать судьбу заявлением, что мы на пути к победе. Я был бы счастливейшим из обитателей Белого дома, если бы не наши британские братья со своим упрямством.

Линкольн утомленно покачал головой и погладил свою темную бородку, как всегда, когда о чем–то тревожился. Хей выскользнул из комнаты. Покойный сын президента все время незримо сопровождает его в душе.

Теплый, безмятежный майский вечер почти не напоминал о душном, жарком лете, идущем вослед. Выйдя через открытую дверь на балкон, Линкольн положил ладонь на перила, озирая город. Потом обернулся, услышав оклик жены.

— Я здесь.