Кольцо Фрейи

Харальд тоже сел на лежанку, у нее в ногах, и ей было приятно, что он так близко.

– Долго мы здесь пробудем? – спросила она. – Неужели три дня, как полагается?

– А тебе страшно? – усмехнулся Харальд, сам в это не веря.

– Понимаешь, – со значительным видом начала Гунхильда, – за три дня у человека неизбежно возникнут некие потребности, отправлять которые в доме бога как-то нехорошо! А выйти отсюда нельзя. Богиня Сунна не бегает туда-сюда из Хель по нужде в те дни дня, что пребывает там.

Не в первый раз исполняя должность воплощения богини, Гунхильда быстро поняла, оглядевшись, зачем ее сюда принесли и чего от нее требуется.

– Поэтому мы пробудем здесь только до утра, – кивнул Харальд. – А утром явится твой блистательный жених, – при этой мысли он вдруг помрачнел, – убьет меня и освободит тебя, дабы ты подарила весну земному миру.

– А зачем понадобилось уносить меня ночью из постели? Неужели нельзя было объяснить по-человечески? Я бы все поняла. Правда, в таком развернутом действе мне участвовать не приходилось: моя мать все-таки была христианка.

– Где же это видано, чтобы Зимний Турс предупреждал Сунну о похищении? – Харальд выразительно приподнял бровь. – Может, еще скажешь, он должен был попросить ее согласия?

– А почему бы и нет, ведь она согласилась бы!

– Вот как? – оживленно переспросил Харальд, который отнес это к себе. – Согласилась бы?

Переменив положение, он опустил руку, чтобы опереться о лежанку, и его ладонь будто случайно попала между вытянутых ног Гунхильды.

– Ну, конечно! – Ей нравилось прикосновение его руки, и она сделала вид, будто ничего не заметила. Он тоже. – Ведь земля должна отдохнуть от летних трудов, должна спать какое-то время, как человек бодрствует днем и спит ночью. Зима – ночь земли. А богиня в мире Хель – как зерно в земле, которое должно пролежать здесь какое-то время, набраться сил, напитаться соками, чтобы потом уже прорасти и выйти на свет ростком, стать цветком…

Харальд едва вникал в смысл ее слов – она сама казалась каким-то волшебным цветком, искрой божественного огня в подземелье, согревающим землю изнутри. Кто она сейчас – смертная или богиня? Или то и другое сразу? Ведь люди королевского рода всегда несут в себе частицу божественного духа – не зря же они прямые потомки богов. И в Гунхильде эта связь с богиней проявлялась ярче, чем в ком-либо, кого он знал. Сейчас Харальд удивлялся, почему не замечал этого раньше. Что за тролль ему запорошил глаза, вынуждая видеть в ней какую-то ведьму, заставлял бояться ее красоты? Ее красота – божественный дар, который надо принимать с благодарность. Благоговением… Восхищением…

Он смотрел нее, а она на него, будто ждала чего-то. У него не шло из головы то, что она сказала ему – вернее, что богиня сказала ее устами. Теперь он знал об этом, а сама Гунхильда – нет. Он знал, что ее брак с Кнутом будет недолгим – но насколько недолгим? Несколько лет? Несколько месяцев? Дней? Может, лучше ей вообще не выходить за него, остаться в девушках, найти со временем другого супруга, которому суждена более долгая жизнь? Но ведь богиня не сказала, что будет с самой Гунхильдой!

– О чем ты задумался? – окликнула Гунхильда, видя его изменившееся лицо. – До утра еще далеко. – Она взглянула наверх, пытаясь увидеть небо сквозь оконца в земляной кровле. – Расскажи мне, как у вас отмечают День Госпожи. Что еще мне предстоит делать?

– Ты сама все поймешь. Ничего особенного.

– Кстати, вы забыли мои башмаки. Так что светлому Фрейру завтра придется нести меня до дома на руках.

– Ничего страшного. – Опустив глаза, он стал слегка поглаживать ее ногу. – Я сам готов… нести тебя хоть отсюда и до Эбергорда…

Она молчала, сердце ее сильно билось, дыхание занималось от волнения. В первый раз он дал ей понять, что она нравится ему. Неужели Ингер была права? Все в ней кипело, она и тревожилась, и боялась упустить этот миг, когда между ними наконец все пошло как надо. Когда они перестали смотреть друг на друга как на врагов, она осознала, что ее всегда к нему тянуло, и теперь его ласковые прикосновения сделали эту тягу неодолимой.

Харальд поднял глаза, потом сел совсем близко к ней. Гунхильда положила руки ему на плечи, обмирая от волнения и блаженства; он потянулся к ней, она подставила ему лицо и ощутила, как его теплые губы прижимаются к ее губам. Волоски бороды мягко щекотали кожу. Сердце оборвалось, по жилам потекло блаженство. Харальд крепко обнял ее, потом опустил спиной на подушку. Он продолжал целовать ее, его руки скользили по ее телу, ласкали грудь, рождая в ней все более горячее желание; она отвечала на его ласки, и вся мощь пробужденного мира текла в ее жилах, будто вода в весенних реках.