Ехать было светло. Месяц то и дело выглядывал полным своим кругом из-за набегавших на него прозрачных облачков. В лесу передирались соловьи, местами фыркали выгнанные в ночное лошади со спутанными передними ногами.
Дорога была пустынна и грязна. Князь Иван со Степушкой миновали уже две сонные деревни, разбудив собак, бросившихся на них с лаем.
– Кажется, это – станция, – проговорил Косой, показав на видневшуюся пред ними темными пятнами деревню, не столько узнавая местность, сколько чувствуя по времени, что они должны подъехать к станции, и, придержав лошадь, спросил: – Что же теперь делать?
Степушка тоже остановился и смотрел на Косого с полным выражением готовности повиноваться ему, но вместе с тем выражая полную неспособность придумать что-нибудь самостоятельное.
Все равно так или иначе нужно было ехать к станционному дому, стоявшему отдельно у околицы и отличавшемуся более опрятным видом, чем остальные избушки деревни.
«Может быть, у ворот кто-нибудь есть», – подумал Косой и направился к станционному зданию.
Но этот дом, погруженный в тишину, казался безмолвным, и даже когда Степушка постучался кольцом калитки, не раздалось собачьего лая со стороны двора.
– Ишь, точно вымерли все! – сказал Степушка и постучал сильнее.
– Тише ты! – хотел остановить его князь Иван, но тот в это время с силой ударил кольцом.
За калиткой послышались шаги по деревянному настилу, потом скрип ржавого замка, и она отворилась. Сонный мужик-ямщик отпер ее и высунул голову.
– Чего вам? чего полуночничаете? – спросил он больше для порядка, чем на самом деле сердитым голосом. – Лошадей, што ли?
– Ты поди сюда! – крикнул ему не слезавший с лошади Косой. – Ну, живо!..
Ямщик совсем проснулся от окрика и, узнав в проезжем одного из тех богатых господ, не послушаться которых не совсем удобно, быстро подошел к его лошади.
– Переночевать у вас можно тут? – спросил Косой.
Ему важно было знать, занята или не занята комната для проезжих.
– Переночевать? – протянул ямщик. – А вы откуда будете?
– Я тебя спрашиваю, можно ли тут переночевать? – повторил Косой.
– Переночевать можно.
– Комната не занята?
– Слободна.
– Значит, у вас и ночью ездят здесь теперь?
– То есть оно ездят… а лошадей только нет…
– Что же, недавно проехал кто-нибудь, последних взял? – продолжал спрашивать Косой, желая окольным путем выяснить себе то, что ему было нужно.
– Нет, никто не брал, а в разгоне все; вон и кульер спит, дожидается…
– Какой курьер, где? Как же ты говоришь, что комната свободна? – встрепенулся весь Косой.
– Так он в сенном сарае спит, на сене; приехал тут, ругался, ругался – ничего не сделал – спать пошел!..
– Офицер?
– А кто его знает? Видно – чиновный, только не в солдатской одеже.
– Молодой?
– Молодой.
– С черными усами?
– Как будто так.
– Ну, веди меня тоже в сарай!
– А с вашими лошадьми как же? – спросил ямщик.
– Пусть на дворе постоят. Мой малый посмотрит за ними.
Князь Иван соскочил с лошади, достал медный пятак и сунул ямщику. Тот ловко принял этот пятак и сделался после него совершенно уже расторопен. Он быстро раскрыл ворота, хорошо смазанные в петлях и не заскрипевшие, впустил Степушку с лошадьми и повел князя в сарай.
Тут только Косой ощутил некоторое волнение. Он шепотом приказал Степушке не расседлывать лошадей и ждать его. Во всяком случае, им нужно было сейчас же уехать – был ли этот курьер Ополчинин или другой кто-нибудь. Если это Ополчинин, он захватит его сумку, и им нужно будет возвращаться назад, а не то ехать вперед, дальше.
В сенном сарае было почти темно, но в этой темноте Косой сейчас же разглядел спавшего с поджатой одной ногой в сапоге человека. Он дышал ровно, слегка присвистывая.
Князь Иван тихо попробовал тоже улечься. Лицо спавшего он не мог рассмотреть: оно было обращено в другую от него сторону. Он попытался по фигуре узнать в спавшем Ополчинина. Фигура была как будто похожа на него.
Заползти с другой стороны казалось неудобно.
Тогда князь Иван решил поступить следующим образом: приблизиться, насколько было возможно, и дать ему понюхать эфиру. Тогда он мог не опасаться, что будет остановлен. Бестужев прямо сказал, что эфир действует сильно, хотя никаких последствий не оставляет и совершенно безвреден. Действие этого эфира Бестужев раньше как-то объяснял ему.
И Косой чуть заметно сам для себя начал придвигаться с замиранием сердца, следя за тем, чтобы человек не проснулся. Но тот лежал все по-прежнему, вытянув ногу и поджав другую, и по-прежнему дышал ровно, с присвистыванием.