Кольцо Либмана

Теперь мне было уже все все равно. Я попал в ловушку. Где-то в трущобах Санкт-Петербурга лежит мое золотое кольцо, моя жизнь. С каждой минутой поезд уносит меня от него все дальше, навстречу моей погибели. Да, я хорошо понял это тогда. Без помощи эскулапа, когда-то проживавшего на Бергассе 19.[25] Меня насильно перемещали, волей судьбы или чего-то еще. Что натворил Жан-Люк? Почему они его увели?

Я описывал ему свою жизнь в течение не менее получаса, но так и не смог рассказать о том, что ее отравляет, умолчал о веревке, затягивающейся на моей шее день ото дня все сильнее, с каждым сантиметром все туже.

— Ну, сколько можно ждать? — пришепетывая, произнесла Соня в ту минуту, когда я, все еще продолжая клевать носом, выплыл из тумана.

Она стояла передо мной в короткой юбчонке, двусмысленно улыбаясь. Взяв мою левую руку, она поднесла ее к своей груди, прикоснулась на долю секунды и потом снова села. Я услышал, как захрюкал Игорь.

О, Эва! Все это ради тебя, только ради тебя. Разве не говорила ты мне: «Найди себе женщину»? И вот я здесь, в чужой стране, в чужом городе, словно комета, навеки сбившаяся со своей орбиты. Зачем ты меня так мучаешь?

Я сразу же объяснил Игорю, что думаю по поводу его предложения. Будучи подданным практически безупречной в этическом плане страны, я никоим образом не могу на это согласиться, говорю это сейчас, дабы избежать дальнейших недоразумений. И дело тут не в деньгах. У меня даже сейчас при себе (я стукнул себя кулаком в грудь) три тысячи долларов наличными. Но то, что собирался сделать он… это… это по меньшей мере торговля человеческим телом, иначе говоря, современная работорговля. «Узуфрукт». Чего стоит одна только эта мысль во всей своей ужасающей аморальности! Но когда я поднялся и захотел уйти, Игорь примирительно толкнул меня в грудь.

— Ну-ну, ладно… — начал успокаивать меня он, обнял и повел обратно к столу. — Зачем же так торопиться? Мы ведь можем еще немного выпить? Мы только что так хорошо сидели. Дяди Ванина водка еще далеко не закончилась.

Он зажег сигарету и что-то прошептал Соне по-русски. И потом с воодушевлением стал рассказывать про сибирские леса. Через некоторое время водка начала наносить глухие удары по моему сознанию. «Как это я здесь очутился?» — вдруг спохватился я. Прочитав мне лекцию о рубке дров и о радости, связанной со сбором грибов, Игорь перешел к теме утиной охоты. «Во-первых, понадобится хорошая винтовка — без этого ничего не сделаешь, а во-вторых…»

— Лично я, — вдруг раздался Сонин голосок, тонкий и клейкий, как паутина, — лично я, мальчики, вдруг очень сильно захотела… Думаю, это все из-за икры…

— Люди, — попытался сопротивляться я, — люди добрые, но уже в следующую минуту почувствовал, что лечу вниз сквозь все слои атмосферы.

Ее пальцы забегали по моему телу, шелковистые, ловкие. Кровь у меня прилила к тазу, перед глазами все стало красным, потом розовым и голубым. В то время, когда Соня нашептывала мне разные словечки, как мать ребенку, пуговицы у меня на брюках расстегнулись сами собой.

— Эва, — хрипел я, — Эва…

Послышался громкий звук упавшего предмета… Это стукнулась об пол пряжка моего пояса… О, банальность звуков…! Две бабочки, махая крылышками, запорхали над низким кустарником растительности моего живота в поисках… Меня щекотали Сонины ресницы… Через несколько ударов сердца я почувствовал, как наливается и расцветает, словно розовый бутон, моя скукожившая в забвении жажда любви… Я крепко зажмурился… Узуфрукт?.. Ужасное предложение… но… представим себе, что… О, человеку вечно все не так! Я ерошил Сонины волосы, вдыхая запах лета, сена, свежих фруктов, а сам в отчаянии думал: «Эва, где ты? Почему ты меня…? Я ведь…?»

Мне кажется, что я скорее услышал, чем почувствовал удар по затылку. Да, братцы, хронология снова подкачала. Что я вслед за тем увидел? «Первое, что ты увидел, Янтье Либман, старый развратник, это как этот самый Игорь налетел на тебя из темноты с веревкой в руках». Соня мыском туфли дважды нанесла мне профессиональный удар под колени, отчего ноги у меня сразу же подкосились.

— Если сам подсобишь, обалдуй, — сопел Игорь, навалившись на меня всей своей потной массой, — тебе ничего не будет.

Но пока он связывал мне за спиной руки, я отчаянно сопротивлялся. Клянусь: я сопротивлялся.

— Прекрати, идиот! — кричал он. — Я служил в армии в омоновских войсках. Один удар по затылку, и ты покойник. Ты понял: всего один удар!

Он обмотал мне веревкой ноги и тут же принялся грубо шарить у меня в карманах. Я перевернулся на живот, но это не помогло. В конце концов он победоносно воздел вверх руку с развернутыми веером долларами, присвистнул и грозно спросил:

— Что там у тебя еще? Признавайся!

— Nichts![26] — простонал я, — у меня ничего больше нет.

— Свинья! — прорычал он, нанося мне болезненный удар в живот. — Ты как думал, что в России ты можешь вытворять все, что угодно, да? С такой хорошей девочкой! Эх ты, европеец! Что ты собирался с ней сделать? Говори, что там еще у тебя припрятано?

— Nichts! — снова застонал я.

— Да, а это?