Кольцо Либмана

Mein lieber Johannes,

[72] — читал я сквозь застилавший мне глаза влажный туман, — мой бесценный друг. Я не знаю, что творится с Россией, но все здесь всегда кончается трагедией, да-да, страдание считается нормой! Когда-то я, юная девочка из Якутска, впервые влюбилась — в человека старше себя. Он был действительно намного меня старше. На тридцать лет. Я этого тебе никогда не рассказывала. Он работал бухгалтером на мясной фабрике, но в глубине души он был поэт. Знал наизусть всего Данте. Внешне он был немного похож на тебя. Все так противно… Ручка не пишет, и этот тип снизу с багровым пятном на щеке стоит целый день возле штор, словно дежурный по залу в музее, и наблюдает. Мне нужно в туалет, но я терплю. Боюсь даже, что когда я встану…

«Я могу писать в письме все, что захочу?» — спросила я, когда он пару минут назад сюда ворвался. Что за страна! Дверь в квартиру ему открыла Лиза Уткова — она посмотрела на меня с порога с улыбкой, полной ненависти. «Пожалуйста, — ответил тот тип. — Мы живем в демократической стране. Единственно, вам следует поторопиться. Сегодня в час дня вам предстоит покинуть свой дом. Да, вам придется поискать себе кров где-нибудь еще.»

«Но где?» — спросила я. — «Где же?»

«Страна у нас большая», — он широким жестом обвел вокруг себя рукой, словно стоял на сцене. — «У нас ведь и вправду самая могущественная в мире страна, это ведь вам известно, гражданка? Удивительная, большая и могущественная. Но если вы хотите дописать письмо, то поторопитесь! Сейчас уже половина первого. У вас есть еще полчаса.» Он сказал, что я могу взять с собой только самое необходимое. Достал список и зачитал: столько-то еды, столько-то книг, столько-то личных принадлежностей. Личные принадлежности! И как слово-то такое вспомнили… Сейчас уже без двадцати час. Я на минутку зашла домой посмотреть, может быть, ты вернулся. Через двадцать минут я должна уйти. Куда — понятия не имею, Йоханнес, я все смотрю на дверь — вдруг ты сейчас войдешь. У тебя ведь хорошие отношения с… Что же это такое?

«Вы сможете возвратиться лишь после того, как дело Либмана будет полностью расследовано», — минуту назад произнес тип с багровым пятном. Он с нескольких шагов видит, что я пишу, этому их учат, точно так же они умеют читать по губам. Но я буду писать все, что захочу. Он закурил, не спросив моего разрешения, — от запаха дешевого табака меня затошнило. Потом спросил: «Дамочка, вы точно ничего не знаете про эти иконы? Давайте уж лучше признавайтесь».

О Йоханнес, какое же это противное состояние! В следующем году наступит новый век, но я чувствую себя, с этой моей подтекающей ручкой, русской истеричной дамочкой из романа-эпопеи столетней давности. Словно весь прошлый век прошел совершенно напрасно! Нет ничего нового под солнцем. И самое ужасное, что я больше не знаю, кому верить. Тип с багровым пятном утверждает, что ты обманщик, опасный тип, нарочно старающийся казаться наивнее, чем есть на самом деле. Отъявленный уголовник. Но я ему не верю, просто не могу ему поверить. Я знаю, что он порет чушь, нарочно бросает на тебя тень, только зачем?