Кольцо смерти

– Как же так, Сережа? Останьтесь с нами хотя бы не надолго. Выпейте чаю. Я специально заварила ваш любимый со смородиной и…

– Мне сейчас не чай надо пить, а что-нибудь покрепче, – с сарказмом сказал Гранин. – Пусть все думают, что я сломался.

Глава 6.

Недели, пролетевшие после трагедии в Монце, не внесли существенных изменений в поведении Гранина. Всегда сдержанный, замкнутый и одинокий, он таким и оставался, разве что стал еще более одиноким.

В дни своего триумфа, находясь в расцвете сил, таланта и на вершине славы, он был почти ненормально спокоен, держа свое внутреннее "я" под железным контролем. Таким же спокойным он казался и сейчас, так же сторонился других и замыкался в себе, как и раньше, и его замечательные глаза, замечательные по своему феноменальному зрению, а не по красоте, смотрели так же спокойно, ясно и не мигая, как и прежде, а его лицо оставалось совершенно бесстрастным.

Его руки теперь тоже были спокойны. По ним можно было предположить, что человек находится в мире с самим собой. И все же руки эти говорили неправду. Гранин не был в мире с самим собой и никогда уже не достигнет внутреннего равновесия и покоя. Ведь сказать, что с того дня, как он не по своей вине убил Алекса Морриса и покалечил Валерию, его счастье неумолимо пошло на убыль, было бы очень мягко. Его счастье рухнуло самым, что ни на есть, роковым и бесповоротным образом, как для него самого, так и для друзей, знакомых и почитателей.

Спустя две недели после злосчастной гонки в Монце, Гранин пережил позорную неудачу, если не сказать унижение, сойдя с дистанции на трассе в Сильверстоуне. В Британии его неплохо знали, и публика была к нему благосклонна, ведь спортивная пресса восторженно писала о восходящей русской звезде, которую не прочь были приобрести такие великие британские команды, как "Вильямс" и "Макларен". Какого же было разочарование болельщиков, когда уже на втором круге после старта Гранин вылетел с трассы. На этот раз все обошлось без травм, но его машина получила серьезные повреждения. Поскольку обе передние шины при осмотре оказались лопнувшими, многие сочувствовали невезению Профессора. Правда, мнение это не было всеобщим. Варламов, как и следовало ожидать, высказал в узком кругу свою точку зрения. Он считал, что ссылка большинства на роковое невезение – просто образец милосердия. Теперь Варламов довольно часто повторял свою излюбленную фразу: "водительский просчет".

Еще через две недели на гонках в Германии, на одном из самых трудных состязаний, общепризнанным героем которых Гранин стал в прошлом году, блестяще выиграв в жесткой конкурентной борьбе с очень сильными гонщиками, выступающих на великолепных машинах, настроение уныния, нависшее подобно грозовой тучи над боксом команды "Дрим-Моторс", стало почти физически ощутимо. Гонки заканчивались, и лидирующие машины пошли на последний круг, а бело-красного "Порше" Гранина все еще не было видно.

Дремин, стоящий на "мостике" в окаменевшей неподвижной позе, с убитым видом посмотрел на Видова. Тот опустил глаза, прикусил губу и покачал головой. Дремин отвел свой горький взгляд и задумался. Рядом, на складном шезлонге сидела Лера. Ее нога все еще была в гипсе и покоилась на покрышке, а возле спинки стояли костыли. Девушка наотрез отказалась возвращаться домой до завершения сезона, стоически терпя свою травму (правда, по заявлению врачей, с операцией можно было подождать, и их мнение давало ей козыри в непростом разговоре с отцом). В одной руке Валерия держала авторучку, в другой – хронометр, а на коленях лежал раскрытый блокнот. Она в отчаянии грызла ручку, и по ее лицу было видно, что она вот-вот расплачется. За ее спиной стоял Варламов и брат. Главный механик бесстрастно следил за ходом гонок, и только саркастическая ухмылка изредка выдавала его мысли. На лице же Дмитрия не было ничего, кроме холодного презрения.

– Одиннадцатый! Ну и водитель! – с безмерным раздражением воскликнул он, взглянув на огромное табло. – Ничего себе рекорд для чемпиона мира!

Варламов пристально испытующе взглянул на него, скривил губы в довольной усмешке и изрек:

– Еще месяц назад он был твоим кумиром.

Дмитрий покосился на сестру. Та еще покусывала авторучку, а глаза были полны слез. Переведя взгляд на Варламова, Дмитрий сказал:

– То было месяц назад.

Бело-красный "Порше" лихо подкатил к боксу и, резко затормозив, остановился. Шум его мотора затих, и из кабины выбрался Николай Князев. Сняв шлем и взяв полотенце из рукодного из механиков, он утер лицо и начал стягивать перчатки. Он явно был доволен собой и широко улыбался, словно рекламируя зубную пасту. Причина была весомой: он пришел на финиш вторым, совсем немного уступив лидеру – немцу Фишеру на более мощном "Заубер-Мерседес С11" последней версии.

Дремин подошел к нему, похлопал по спине и радостно воскликнул:

– Великолепно, Ник! Ваш лучший результат, да еще на такой трудной трассе. Второе место и уже дважды в этом сезоне. – Он улыбнулся. – Знаете, я начинаю думать, что мы еще сделаем из вас первоклассного гонщика.