Кольцо в знак мести

Мать Антонио была так же шокирована, как и он сам. Следующие две недели они провели в больничной палате, боясь оставить Чичи одну хоть на минуту. Рыдания сестры разрывали его сердце на части. Он просто не мог поверить, что это изможденное существо с ввалившимися глазами – его когда-то веселая и жизнерадостная сестренка. Чичи приняла на себя всю боль из-за предательства отца, переезда в другую страну и потери друзей и просто не смогла с этим справиться. Но Антонио знал, кто виноват в этом, и поклялся отомстить.

Антонио не осознавал, что говорит все это вслух, пока не увидел слезы в глазах Эммы. Она быстро преодолела разделявшее их расстояние и порывисто обняла его. Она покрывала поцелуями его лицо, и Антонио с жадностью поглотил то, что она ему предлагала. Их поцелуй отличался от тех, что были раньше, – в нем не было эгоистичной потребности в удовлетворении, адского пекла желания, лишь утешение, сопереживание и то чувство, которое он так боялся назвать.

Антонио жадно ласкал ее, ему нужно было чувствовать ее кожу, принимать утешение, которое Эмма ему предлагала. На ее губах были соленые слезы. Антонио чувствовал ее сопереживание сердцем, хотя ему казалось, что оно закаменело много лет назад.

* * *

Сердце Эммы болезненно сжалось при виде той огромной боли, которую испытывал Антонио. Он находился на краю настоящей пропасти. Все, о чем сейчас думала Эмма: как утешить, как любить человека, раздираемого на части от несправедливости.

Эмма наполняла свои поцелуи теми чувствами, которые к нему сейчас испытывала, отчаянно пытаясь показать Антонио, что любовью можно исцелить. На мгновение ей показалось, что он не готов принять то, что она ему предлагает, и она засомневалась, что сможет до него достучаться. Но Антонио вдруг вздрогнул всем телом, словно с его плеч упал какой-то барьер, и Эмма почувствовала его руки на своем теле.

Эмма начала осторожно отступать к своей спальне, аккуратно обходя чемоданы, которые упаковала всего час назад. Она потянула Антонио за собой, напитывая его желанием и любовью, которые она к нему испытывала.

Эмма вытащила шпильки, сдерживавшие ее волосы, и они свободно упали на ее плечи и спину. Она потянула боковую молнию платья и быстро стянула его с себя, оставшись лишь в кружевных трусиках и туфлях на высоких каблуках. Взгляд Антонио опалял ее, но Эмма не чувствовала ни капли смущения, лишь потребность в утолении своей жажды, лишь любовь, которую она испытывала к этому мужчине.

Антонио продолжал стоять неподвижно, но по его глазам Эмма видела, что он поражен той бурей эмоций, которая сейчас владела им. Она подошла к нему и расстегнула пуговицы на его рубашке, провела кончиками пальцев по его мускулистой груди. Эмма чувствовала, как он едва заметно вздрагивает от ее прикосновений, словно едва контролирует себя. Эмма хотела чувствовать его всем телом, хотела раствориться в его объятиях.

И вдруг, словно услышав ее мысли, Антонио крепко прижал ее к себе и начал покрывать жадными поцелуями ее шею. Он уложил Эмму на постель и опустился рядом с ней, его руки и губы исследовали каждый дюйм ее тела. Она сбросила с себя туфли, и теперь на ней остались лишь крошечные кружевные стринги. Антонио опустился перед ней на колени и развел ее ноги в стороны, припав губами к ее влажной разгоряченной плоти. Он ласкал и дразнил ее сквозь тонкую ткань, разделявшую их.

Антонио быстро снял с себя одежду и склонился над Эммой. Он прижался к ней всем телом, и она ощутила его эрекцию. Антонио мучительно-медленно снял с нее стринги, чтобы продлить предвкушение близости. На мгновение Эмме показалось, что он хочет что-то сказать, но по какой-то причине не может проговорить ни слова. Но Эмме не нужны были слова.

Она потянулась к Антонио, и когда он вошел в нее, то почувствовала, как он заполнил ее не только физически. Он заполнил пустоту в ее душе, о которой она даже не догадывалась, пока не встретила его.

* * *

Антонио резко проснулся и, еще до того, как открыть глаза, понял, что Эммы рядом нет. Он не хотел вставать с постели, не хотел приближать неизбежное.

Он неохотно покинул постель и прошел в ванную комнату. Не в силах взглянуть на себя в зеркало, он встал под обжигающие струи воды, игнорируя внутренний голос, называвший его трусом. Вытершись полотенцем, он быстро надел брюки и пошел в гостиную. Он знал, что ему предстоит принять решение, которое предрешит исход его многолетней битвы с отцом.

Обойдя чемоданы Эммы, которые все еще стояли в коридоре, Антонио вошел в гостиную гостиничного номера. Эмма сидела на диване, освещаемая солнцем, поднимающимся над Буэнос-Айресом. Он пытался заставить себя улыбнуться, но не смог. Эмма смотрела в окно, даже не взглянув на Антонио, хотя боковым зрением видела, как он вошел. Антонио с удивлением понял, что больше не испытывает злости, лишь смирение и грусть от того, что еще не произошло.

– Ты собираешься использовать это? – спокойно спросила Эмма, держа в руках досье на Мэнди Бартлетт.