Колумб. Буканьер его величества.

— Всё! — Он поднялся. — Всё, кроме жизни. Оставили только отчаяние и стыд, которые будут меня преследовать до последнего часа. У меня украли оружие, которым я мог сокрушить этих твердолобых учёных из Сала-манки, этих священников, которые не видят дальше собственного носа.

И Колон закружил по комнате, как разъярённая пантера, передавая Беатрис все насмешки, все намёки, которые пришлось ему выслушать.

Она сидела не дыша, побелев как полотно, её глаза не отрывались от лица Колона. А потом он остановился перед ней, горько улыбнулся.

— Таков конец всех моих грёз, моя Беатрис. Я должен идти в другие края, предлагать мои услуги кому-то ещё, но едва ли меня захотят слушать, потому что, как выяснилось сегодня, бумажкам поверят куда больше, чем человеку.

Беатрис упёрлась локтями о стол, обхватила голову руками. Она пыталась в точности вспомнить, какие слова удалось вырвать из неё Галлино. А вспомнив, поняла, как много сказала, сколь важные сведения узнал от неё венецианец.

И заставила себя заговорить.

— Когда ты в последний раз видел эти документы?

— Когда? Откуда мне знать? У меня и мысли не было проверять, на месте ли они. Даже в среду, когда я положил в жестянку письмо для Сантанхеля, о котором я тебе говорил, я не стал перетряхивать содержимое, уверенный, что документы в полной сохранности.

— А может, ты не положил карту на место, когда последний раз работал с ней?

— Невозможно. Я держу её в этой жестянке, и больше нигде. Кроме того, я всё перерыл.

— Вчера тебя не было дома целый день, — напомнила ему Беатрис. — Может, тебя ограбили в твоё отсутствие?

— Я не нашёл следов взлома. Все замки целы. Правда… — Колон что-то вспомнил. — Сегодня утром, открыв сундук, чтобы достать карту, я заметил, что вещи лежат в беспорядке. Во всяком случае, не так, как я их клал. До того я открывал сундук в среду утром, после твоего ухода. — И он помолчал. — Пожалуй… да, меня могли ограбить вчера. Но как? Замок на сундуке цел. И кто мог знать, где я храню ключ?

— Я знала.

— Ты? — он уставился на Беатрис. — Ты полагаешь, раз я сказал тебе, то мог сказать и кому-то ещё? Но я не говорил. И даже ты не знала, какая из лежащих в жестянке карт вычерчена Тосканелли.

Она поняла, что должна рассказать ему обо всём, чем бы это ей ни грозило.

— Послушай, Кристобаль… — Но встретилась взглядом с его полными муки глазами, и решимость покинула её. Она не могла, не могла вылить ещё одну каплю в чашу страданий, которую ему пришлось испить в этот день.

— Я слушаю, любовь моя.

— Нет, ничего… ничего. — У неё перехватило дыхание. — Глупая, шальная мысль.

Колон наклонился, поцеловал её в холодные губы.

— Когда я встретился с тобой, Беатрис, я так нуждался в тебе. А теперь ты нужна мне ещё больше… но я должен отказаться от тебя.

Ответа не последовало. Беатрис словно обратилась в статую.

И тут раздался стук в дверь.

Колон подошёл, открыл её и оказался лицом к лицу с Сантанхелем.

— Дон Луис! — Он отступил в сторону, давая казначею войти.

Сантанхель переступил порог и, увидев Беатрис, остановился.

— Я, похоже, не вовремя.

— Нет, нет. Это мой близкий друг, сеньора Беатрис Энрикес. Она навестила меня в час, когда большинство друзей отвернулось от меня.

Дон Луис сдёрнул шапочку с головы и поклонился. Он узнал в Беатрис танцовщицу, которую Колон защищал от насмешек маркизы Мойя. Его острый взгляд отметил не только удивительную красоту девушки, но и тёмные круги под глазами, и следы слёз на щеках.

— Я решил незамедлительно поставить вас в известность, Кристобаль, что их величества смогут принять епископа Авилы только вечером. Я вырвал у него обещание перечеркнуть изложенные в докладе комиссии выводы, если до этого времени пропавшая карта будет найдена.

Взгляд Колона потеплел.

— Пусть я умру, если у меня есть более верный друг…

Сантанхель лишь махнул рукой.

— Карта, — вернулся он к интересующей его теме. — Кто, по-вашему, мог украсть её?

— Понятия не имею.

— А вы подумайте, подумайте. Всё зависит от этого, даже ваша честь. Вспомните старинную пословицу: «Cue bonofuerit?» — «Кому это выгодно?»

— Знаете, я подумал о португальцах. Но скорее потому, что больше ничего не пришло в голову. Подозрения мои, разумеется, ничем не обоснованы.

Дон Луис раздражённо закружил по комнате.

— Ну ради чего Деса заговорил о Тосканелли! Мы достигли бы своего и без этой карты.

— Он хотел мне помочь.

Дон Луис печально покачал головой.

— Да, конечно. Намерения у него были самые добрые. Но результат-то ужасен. Даже Деса, ваш верный друг, отвернулся от вас. Как и остальные, он решил, что история о краже — чистая выдумка. Он вам больше не верит.

Ярость охватила Колона.

— Помоги мне, Господи! Ну почему в человеке видят только плохое? С какой лёгкостью его лишают чести! Как же завидуют иностранцу, который может добиться расположения владык Испании! Как хочется им объявить меня лгуном!

Сантанхель грустно вздохнул.

— Если вы не укажете мне на возможных похитителей… — Он пожал плечами, не договорив.

Беатрис, сжавшись, сидела у стола. Её распирало желание выложить всё, что ей известно, но страх перед разрывом с Колоном заставлял молчать.