Колумб. Буканьер его величества.

— Ваше преподобие помнит упоминание об острове Сипанго, расположенном ещё в полутора тысячах миль на восток от Мандиси, самой дальней точки, достигнутой мореплавателем. — Кивок фрея Хуана показал, что приору указанная ссылка знакома. — Вы помните, что те края славятся обилием золота. Его источники, говорит Марко Поло, неисчерпаемы. Столь расхож там этот металл, что дворец короля крыт плитами из золота. Марко Поло говорит и о том, что там полным-полно драгоценных камней и жемчужин, особо упоминая огромные розовые жемчужины.

— Суета сует, — осуждающе молвил приор.

— Нет, с вашего позволения, если использовать всё это на благо, ради достойной цели. А богатства там такие, о которых европейцы не могут и мечтать,

— Но какое отношение к вашим открытиям имеет Сипанго Марко Поло? — Приор не дал Колону возможности рассказать о сказочных богатствах острова. — Вы говорили о землях, лежащих за западным океаном. Если допустить, что восточные чудеса Марко Поло правда, каким образом доказывают они существование западных земель?

— Ваше преподобие верит, что земля — сфера? — Колон взял с блюда апельсин и поднял его. — Похожа на этот апельсин.

— Большинство философов убеждены в этом.

— И вы, разумеется, согласны с разделением её диаметра на триста шестьдесят градусов?

— Это математическая условность. С чем тут спорить. Но что из этого следует?

— Из этих трёхсот шестидесяти градусов известный нам мир занимает не более двухсот восьмидесяти. С этим выводом соглашаются все космографы. Таким образом, самую западную известную нам точку, Лиссабон, отделяют от восточной границы мира восемьдесят градусов, примерно четверть земной окружности.

Приор с сомнением пожевал нижнюю губу.

— Нам говорили, что там безбрежный океан, столь бурный, что переплыть его не сможет ни один корабль.

Глаза Колона блеснули.

— Всё это сказочки слабаков, не решившихся на такую попытку. Пугали же всех непреодолимой стеной огня на юге, но плавания португальцев вдоль побережья Африки развеяли этот миф. Взгляните сюда, ваше преподобие. Вот — Лиссабон, — он указал на точку на апельсине, — а вот восточная оконечность Китая. Огромное расстояние, порядка четырнадцати тысяч миль, исходя из того, что, по моим расчётам, на этой параллели один градус равен пятидесяти милям. — А теперь вместо того, чтобы идти на восток по суше, мы плывём на запад морем… — Его палец двинулся влево от Лиссабона. — И, пройдя восемьдесят градусов, попадаем в ту же точку. Как видит ваше преподобие, мы можем достичь востока, отправляясь на запад. От золотого острова Сипанго Марко Поло, если плыть на запад, нас отделяет чуть больше двух тысяч миль. Таковы доказательства. И наши умозаключения никоим образом не приводят нас к выводу, что Сипанго — край земли. Нет, это предел знаний венецианца. Там должны быть другие острова, другие земли, империя, которая ждёт своего открытия.

Жар речи Колона опалил фрея Хуана. Простой пример с апельсином открыл ему одну из очевидных истин, ранее ускользавшую от его проницательного ума. Энтузиазм молодого космографа захватил приора. Но неожиданно возникло препятствие, за которое смог зацепиться его холодный разум.

— Подождите. Подождите. Вы говорите, должны быть другие земли. Вы заходите столь далеко, что я не решаюсь последовать за вами, сын мой. Всё это не более чем ваши убеждения, а убеждения могут оказаться ложными.

Возбуждение Колона не спало. Наоборот, словно костёр раздуваемый лёгким ветерком, вспыхнуло ещё сильнее.

— Не только убеждения, ваше преподобие, не только. Есть более серьёзные доводы. Уже не математические, но теологические. Сошлюсь на пророка Ездру, утверждавшего, что земля состоит из шести частей суши и одной — воды. Используйте это соотношение в предполагаемом мною расчёте и скажите мне, где я ошибаюсь? Или оставьте без внимания мои воображаемые земли, но тогда получится, что не прав пророк. — Он бросил апельсин в блюдо. — Так что Индии наверняка лежат в двух тысячах милях к западу от нас.

— И что из этого? — Приор ужаснулся, представив себе безбрежный океан. — Две тысячи миль сплошной воды, таящих в себе Бог знает какие опасности. От одной мысли об этом становится страшно. У кого хватит храбрости броситься в неведомое?

— У меня! — Колон ударил себя в грудь, его глаза пылали фанатичным пламенем. — Господь Бог столь ясно указал мне путь, что все эти доводы, математика и карты — ничто рядом с осенившим меня вдохновением. Бог же даровал мне силу воли, необходимую для реализации Его замысла.

Колон шёл напролом, его уверенность в себе отметала все сомнения. И фрей Хуан, уже убеждённый логикой и космографическими выкладками незнакомца, сам того не замечая, стал верным его союзником.

— В моём тщеславии, да простит меня Боже, я думал, что обладаю кое-какими познаниями. Но вы помогли мне понять, что я просто невежда. — Он опустил голову, задумавшись.

Колон пил вино маленькими глотками, не сводя глаз с фрея Хуана. Внезапно приор спросил:

— Но откуда вы, сеньор? Из вашей речи ясно следует, что вы не испанец.

Колон помедлил, прежде чем ответить.