Колумб

Торрес прибыл в Кадис 9 или 10 апреля 1495 года. Он привез письма от Адмирала и живой товар — 300 рабов-индейцев, плененных в походах осени 1494 года. Микеле Кунео писал, что первоначально в Изабеллу пригнали 1600 пленников, но погрузить такое множество людей на корабли не было возможности, и в Кастилию послали лишь 550 душ. В пути погибло не менее 250 человек, те же индейцы, которым довелось выжить, имели жалкий вид, с точки зрения кадисских и севильских работорговцев были товаром весьма посредственным. Все же сперва королевская чета велела назначить рабов к продаже[69], но спустя четыре дня свое решение изменила. Фонсеке приказано было воздержаться от сбыта невольников до той поры, пока о законности распродажи не выскажут своего мнения сведущие богословы и юристы (56, II, 195).

Мнения законоведов и богословов понадобились Изабелле и Фердинанду отнюдь не потому, что сердца их преисполнились симпатией к рабам-индейцам. Простой расчет показывал, что торговля заморскими невольниками никакой выгоды короне принести не может. Торрес вез рабов два месяца, и за это время содержание их и охрана обошлись казне в миллион мараведи. В дороге чуть ли не половина невольников погибла, а на уцелевших индейцев никакого спроса не было.

При подобных обстоятельствах уместно было проявить христианские чувства и выразить сомнение в законности убыточных распродаж. Косвенно тем самым осуждалось и поведение Адмирала, который, вместо того чтобы озолотить казну, занялся вывозом в Кастилию неходкого товара[70].

В еще большей мере королевскую чету разочаровали донесения Адмирала. Создавалось впечатление, что все затраты на заморские владения пропадают втуне и что на какие бы то ни было барыши в обозримом будущем нельзя рассчитывать.

В апреле 1495 года при непосредственном участии Фонсеки были разработаны новые принципы управления Индиями. Колонистам королевская чета предоставила кое-какие льготы, и одновременно она дозволила всем желающим совершать открытия в Море-Океане. Это было грубым нарушением капитуляции 1492 года. Адмирал лишался монопольного права на открытия.

В эти дни королевская чета подвела первую мину под Адмирала. Лас Касас, который, несмотря на благоговейное отношение к памяти великого мореплавателя, сурово осуждал его за походы против индейцев, усматривал в этих действиях королевы и короля проявления господней воли. Королева и король решили послать на Эспаньолу своего представителя, наделив его при этом неограниченными полномочиями. Их выбор пал на королевского постельничего Хуана Агуадо, севильского уроженца, успевшего уже побывать в Индиях. Агуадо прибыл на Эспаньолу в 1493 году вместе с Колумбом и вернулся в Кастилию с первой флотилией Торреса в марте 1494 года.

Он не получил никакого назначения, но в паспорте, ему данном, указывалось, что он выполняет особые поручения королевской четы и на Эспаньоле все обязаны оказывать ему содействие и помощь. Лас Касас не без основания считал, что он был послан на Изабеллу «скорее всего как шпион и осведомитель» и что «он положил начало подрыву благоденствия и процветания Адмирала» (77, 1, 422).

Посылая Агуадо на Эспаньолу, королевская чета таким образом рекомендовала его Адмиралу: «Мы поручили нашему постельничему Хуану Агуадо ответить на вопросы, которые вы нам задали от нашего имени; повелеваем вам отнестись к нему с доверием и вниманием» (77, I, 426). Уже сама форма этого крайне сухого и резкого письма была для Адмирала оскорбительна.

Агуадо поручалось рассмотреть на месте жалобы, поданные на Адмирала, обратив внимание на «неправомерное» распределение рационов. «Благородные» тунеядцы все еще негодовали, вспоминая, как Адмирал урезывал им пайки весной 1494 года.

Агуадо в октябре 1495 года прибыл на Эспаньолу и повел себя вызывающе и нагло. Он поощрял смутьянов и тунеядцев и на каждом шагу грубо оскорблял Адмирала (101).

Бесспорно, разумом Агуадо был обделен, но вряд ли он осмелился бы действовать столь дерзким образом, если бы не имел на то особых указаний. Адмирал отлично понял, кто стоит за спиной этого ревизора, и решил как можно скорее вернуться в Кастилию и выяснить, по каким причинам он впал в немилость при дворе. Лас Касас привел слова Адмирала, сказанные им в канун отъезда: «Я хочу отправиться в Кастилию, дабы оправдать себя перед королем и королевой, нашими владыками, и разоблачить клеветников, прибывших сюда и распустивших здесь языки».

Перед возвращением в Кастилию Адмирал предпринял попытки наладить положение на Эспаньоле. Он основал несколько крепостей и приступил к новым поискам золотых россыпей. Эспаньола никогда не была Клондайком, золота на этом острове, прекрасном во всех прочих отношениях, водилось немного, но кое-что в исходе 1495 года все же удалось найти. Капитаны Франcиско Гарай и Мигель Диас через проходы в Центральных Кордильерах прошли на юг, в еще не освоенную часть острова, и в додине большой реки Айяна намыли из аллювиальных песков изрядное количество желтого металла.