Но это всё потом, а тогда, в первые мгновения… Тогда мы были счастливы. Мы улыбались друг другу, смеялись, шутили, бурно обсуждали свои впечатления. Одна только тема, по молчаливому согласию, была для нас закрыта: мы не пытались
Мы отъедались, отсыпались и отдыхали. Первое время, как я уже сказал, всё шло чудесно. Услужливый персонал гостиницы выдал нам лёгкие удобные комбинезоны оранжево-розового цвета, в которых ходили здесь все, а нашу походную одежду, пропахшую потом, лесом и усталостью, отправили в стирку. Я несколько забеспокоился, обнаружив однажды её пропажу, однако очень скоро она вернулась, выстиранная, отглаженная, аккуратно сложенная, пропитанная ароматом свежести. Наши рюкзаки с походной поклажей остались нетронутыми. Вообще, отношение к нам было самым доброжелательным, а сервис ненавязчивым.
О будущем мы не думали. Эта тема до поры до времени тоже оставалась под запретом. Как там любила говорить Скарлет О’Хара? «Об этом я подумаю завтра». Очень удобная, кстати, жизненная позиция, особенно если учесть, что «завтра» здесь никогда не наступит.
Однажды Лена, после продолжительной отлучки, вернулась в наш номер в белом халате. Глаза её при этом светились от возбуждения. Такие халаты носило большинство местных обитателей, накинув их поверх комбинезонов. Обычная рабочая одежда медицинских и научных работников. Здесь хватало и тех, и других, поэтому я воспринял эту метаморфозу совершенно спокойно, тем более что Лена, действительно, к науке имела самое непосредственное отношение – по крайней мере, там, в прошлой жизни.
– Ты не представляешь, дорогой, как мне повезло! Я начала работать над новой темой! О, у меня грандиозные замыслы! И теперь я смогу их осуществить! Здесь все условия для этого!..
Именно с этого момента начался раскол в наших отношениях. Трещина, которая ширилась с каждым уходящим мгновением.
– Здесь такая чудесная лаборатория! – повторяла она с тех пор то и дело, млея от счастья. – Я всю жизнь о такой мечтала!
А я всё больше и больше мрачнел…
14.
– Теперь понял? Нас здесь травят, как сусликов на кукурузном поле, а мы и уши развесили.
Дмитрий сдвинул брови к переносице и отчаянно скрёб затылок длинными нестрижеными ногтями.
– Гм… Я об этом как-то не подумал. В смысле, о компоте. Догадывался, конечно, что чем-то нас пичкают, но чтобы так… Молодец, Виктор, – он сделал ударение на последнем слоге, на французский манер, – это ты здорово придумал!
Я махнул рукой: мол, не до похвал мне сейчас.
– Делать-то что будем? Ведь с этим надо как-то бороться.
Теперь настала очередь Дмитрия махать рукой.
– Бесполезно. Здесь некому предъявлять претензии и некого призвать к ответу. Всё делается настолько скрытно…
– Нет ничего скрытого, что бы когда-нибудь ни стало явным, – возразил я.
– Не тот случай. Здесь всё делается как бы само собой. Без всякой видимой причины в двух соседних стаканах вдруг оказывается разное содержимое. И как бы ты не пытался проследить, в какой именно момент в один из стаканов попадает яд, ты всё равно останешься в дураках. И дело вовсе не в сноровке этих людей, здесь просто место такое.
Я задумался. Место такое… Место, которое
– Это место, – тихо произнёс я, скорее для самого себя, чем для Дмитрия, – мне чем-то напоминает Замок, описанный Кафкой.
– Кафку не читал, – мотнул головой он. – Не попадался.
– Ну разумеется, – кивнул я. – В ваше время он не издавался. Нельзя было.
Впрочем, мысли мои в этот момент были далеки и от Кафки, и от его творчества, и от запретов советской цензуры.
– Надо бежать отсюда, – сказал я решительно. – И чем быстрее, тем лучше.
Он опустил печальный взгляд вниз, себе под ноги, и невесело усмехнулся.
– Отсюда не убежишь.
– Опять ты за своё! – взорвался я. – Из каждого положения всегда есть выход. Из этого положения выход тоже должен быть, и я его найду. Клянусь!
– Я здесь уже больше тридцати лет. Не думай, что я провёл их бесцельно. Если бы выход был, я бы наверняка его нашёл. Его просто нет.
– А я говорю – есть! – заорал я на него, пытаясь в первую очередь убедить самого себя в собственной правоте. Но уже в следующий момент устыдился своей грубости. – Извини, друг…
Дмитрий никак не реагировал на мои выпады.
– Единственный, у кого есть мизерный шанс отсюда выбраться, это Летающий, – тихо сказал он, глядя на озеро. – Но ему это не надо. Он нашёл здесь то, что искал.
– Опять Летающий! В который раз уже слышу от тебя об этом таинственном типе. Кто он такой? Почему я ни разу не встретил его?
– Потому что он не любит показываться на людях. Здесь, в колонии, есть два человека, которые не похожи на всех остальных и которых практически нельзя увидеть. Первый – это Летающий. А второй…