Колыбельная для моей девочки

– Она хочет знать, придется ли ей давать показания в суде в присутствии этих людей, если она расскажет о них под запись.

– Нет, это необязательно. Мы можем скрыть личность свидетеля, – пообещал Мэддокс. – О’кей?

Девушка кивнула, и только тогда Мэддокс выложил на стол диктофон и нажал кнопку. Загорелся красный огонек. Девушка смотрела на него как завороженная.

– Скажите, как вас зовут, – попросил Мэддокс.

Выслушав переводчицу, девушка поглядела на консультанта. Та кивнула.

– София Тарасова.

– Сколько вам лет?

– В этом месяце исполнилось семнадцать.

– А где ваш дом, София?

– Я из Новгорода, это в России.

– Ваши близкие в Новгороде?

Тарасова потупилась и покачала головой.

– А где ваша семья? Кому можно сообщить, что с вами все в порядке?

Девушка сильнее замотала головой.

Мэддокс кивнул. Она не только боится, но и очень стесняется. Позже он вернется к этому вопросу, потому что родные Софии наверняка сходят с ума от беспокойства.

– А как ты оказалась на яхте «Аманда Роуз»?

Девушка глубоко вздохнула и заговорила, не отрывая взгляда от трещины на столе. Переводчица передавала ее слова с русским акцентом.

– Я увидела в Интернете объявление о наборе моделей и позвонила. Мне сказали прийти по одному адресу в Новгороде. Там меня встретил фотограф, сделал снимки, предложил лакомства и воду. Он держался очень приветливо. А потом я проснулась в каком-то автомобиле типа универсала, но без окон. У меня все болело, потому что меня изнасиловали. У меня шла кровь. Мне дали воды, в которую, наверное, было что-то подмешано, потому что я снова заснула. Из памяти выпало много времени. Я не знаю, сколько дней я пробыла в том автомобиле. Меня привезли в Прагу. Я знаю, что это Прага, потому что слышала, как это сказал один из мужчин. В Праге меня держали в квартире, били и много раз насиловали разные мужчины. И давали наркотики. Я была прикована цепью к матрацу на полу, одежду у меня всю забрали.

Мэддокс сглотнул.

– В квартире были другие девушки?

– В моей комнате еще трое на матрацах и в других комнатах… Я слышала, как они плачут, иногда кричат. Я не знаю, сколько дней прошло – может, месяц, а затем нас набрали двадцать человек и погрузили в большой фургон. Ехали мы очень долго.

– Вас увезли те же мужчины, что доставили в Прагу?

– Нет, другие. Они говорили на русском диалекте.

– Сможете описать кого-нибудь из них?

– Не знаю, – София помолчала. – У одного был синий краб – здесь, на руке, татуировка, – она похлопала себя повыше запястья. – Нас привезли в портовый город и посадили на корабль.

– Что это был за город, не знаете?

– Русский. Может, Владивосток. Это название прозвучало, когда они переговаривались между собой, думая, что я в отключке от наркотиков.

Ответ София произнесла сама, на ломаном английском. Переводчица удивленно поглядела на Мэддокса.

– Помогайте, если понадобится, – тихо попросил он и снова обратился к Софии: – Вы говорите по-английски?

Тарасова кивнула:

– Немного. В школе учила.

– А что было за судно?

– Рыбацкое. Крабы. Ржавое, старое. Плохо пахло.

– Почему вы решили, что именно для крабов?

– Дедушка рассказывал. Он был рыбак, добывал камчатского краба. В Охотском море. Давно. Он рассказывал нам разные истории и показывал фотографии, как американские суда с Аляски забрасывали с борта квадратные ловушки, по одной за раз. В России сетки вот такой формы, – она обвела руками невидимый конус. – И забрасывают ловушки с кормы.

У Мэддокса застучало в висках: наконец-то конкретная и очень специфическая информация, которую можно проверить.

– Из гипотетического Владивостока вас двадцать человек повезли на краболовецком траулере?

София кивнула:

– Мы были в трюме. Без света. Много дней. Сильные шторма. Нас тошнило. Однажды ночью нас разбудили и велели надеть всю теплую одежду, какая есть, а затем связали руки, – София показала, как именно, сведя запястья. – Вывели на палубу. Рядом стояло еще одно судно. Очертания можно было разглядеть, несмотря на туман.

– Тоже траулер?

– Нет, грузовое. На палубе контейнеры, целая гора.

– Названия на корпусе не заметили? Какие-нибудь характерные детали у контейнеровоза были?

– Заметила, когда нас туда пересаживали. Мы перелезали через борт траулера в лодку, и нас отвозили на грузовой корабль. Там флаг Южной Кореи.

Сердце у Мэддокса забилось быстрее:

– Вы уверены?

– Да.

– А что еще удалось рассмотреть?

– Мало что. Темно, туман. Луны не было. Огни почти все погашены. Очень холодно. Ветер.

– На каком языке общалась команда южнокорейского судна?

– На своем, корейском. Иногда произносили русские слова.

Тарасова взяла стоявший перед ней стакан воды и сделала большой глоток. Мэддокс заметил, как у нее дрожит рука.

– Всех двадцать девушек пересадили с траулера на корейский контейнеровоз?

– Да, и еще перекладывали какой-то груз. Долго. Не знаю, что за груз, может, выловленный краб…

– А что было дальше, когда вы оказались на корейском судне?

София покачала головой, взгляд стал далеким и пустым. С видимым напряжением она продолжала: